А
Б В
Г Д
Е Ж
З И
К Л
М Н
О П
Р С
Т У
Ф Х
Ц Ч
Ш Э
Ю Я
Реферат: История развития
История развития
ВВЕДЕНИЕ.
История человечества в значительной степени исчезла из нашей памяти. Лишь исследовательские поиски в какой-то мере прибли жают нас к ней.
Глубина длительной доистории — всеобщей основы,— по су ществу, не проясняется тусклым светом нашего знания. Данные исторического времени — времени письменной документации — случайны и неполны, число источников растет лишь начиная с XVI в. Будущее неопределенно, это область беспредельных воз можностей.
Между безмерной доисторией и неизмеримостью будущего ле жат 5000 лет известной нам истории, ничтожный отрезок необозри мого существования человека. Эта история открыта в прошлое и будущее. Ее нельзя ограничить ни с той, ни с другой стороны, чтобы обрести тем самым замкнутую картину, полный самодовлеющий ее образ.
В этой истории находимся мы и наше время. Оно становится бессмысленным, если его заключают в узкие рамки сегодняшнего дня, сводят к настоящему. Целью книги Ясперс хотел содействовать уг лублению нашего сознания современности.
Настоящее совершается на основе исторического прошлого, воздействие которого мы ощущаем в себе.
С другой стороны, свершение настоящего определяется и скры тым в нем будущим, ростки которого мы, принимая или отвергая, считаем своими.
Но свершенное настоящее заставляет нас заглянуть в вечные истоки. Пребывая в истории, выйти за пределы всего историческо го, достигнуть всеобъемлющего; это - последнее, что недоступно нашему мышлению, но коснуться чего мы все-таки можем.
Первая часть
МИРОВАЯ ИСТОРИЯ
По широте и глубине перемен во всей человеческой жизни нашей эпохе принадлежит решающее значение. История челове чества в целом может дать масштаб для осмысления того, что происходит в настоящее время. То, что у нас вообще есть история; что история сделала нас такими, какими мы кажемся сегодня; что продолжи тельность этой истории до настоящего момента сравнительно очень невелика,— все это заставляет нас задать ряд вопросов. Откуда это? Куда это ведет? Что это означает? Человек издавна создавал для себя картину мира: сна чала в виде мифов, затем калейдоскопа божественных деяний, движущих политическими судьбами мира, еще позже—данного в откровении целостно го понимания истории от сотворения мира и грехопадения челове ка до конца мира и страшного суда. Принципиально иным становится историческое сознание с того момента, как начинает опираться на эмпирические данные. Сегодня реальный горизонт истории необычайно расширился. Библейское ограничение во времени — 6000-летнее существование мира — устранено. Исследова тели ищут в прошлом следы исторических событий, документы и памятники былых времен. Эмпирическая картина истории может свестись к простому выявлению отдель ных закономерностей и нескончаемому описанию множества собы тий: одно и то же повторяется, в различном обнаруживается подоб ное; существуют различные структуры политической власти в типичной последовательности их форм, существует также их исто рические взаимопересечение; в сфере духовного существует рав номерное чередование стилей и сглаживание неравномерностей длительности.
Но можно стремиться и к сознанию единой обобщающей кар тины мира в ее целостности: тогда выявляется наличие различных культурных сфер и их развитие; они рассматриваются отдельно и во взаимодействии; постигается их общность в постановке смыс ловых проблем и возможность их взаимопонимания; и наконец, разрабатывается некое смысловое единство, в котором все это многообразие обретает свое место (Гегель)
Ясперс считал, что каждый, кто обращается к истории, невольно приходит к этим универсальным воззрениям, превращающим историю в некое един ство. Эти воззрения могут быть некритичными, более того, не осознанными и поэтому непроверенными. В историческом мыш лении они обычно являются само собой разумеющимися предпо сылками.
История есть там, где живут люди. Мировая история охва тывает во времени и пространстве весь земной шар. По своему пространственному распределению она упорядочивается геогра фически (Гельмольт). История была повсюду. Благодаря вычленению в истории целостных культур вновь стали уделять внимание соотношению рангов и структур
Из чисто природного человеческого существования вырастают наподобие организмов, культуры рассматриваются как самостоятельные формы жизни, имеющие начало и конец. Культуры не взаимосвязаны, но иногда могут соприка саться и мешать друг другу. Шпенглер насчитывает 8, Тойнби — 21 культуру. Шпенглер определяет время существования культуры в тысячу лет, Тойнби не считает, что оно может быть точно определено.
Оригинальную всеохватывающую картину исторического раз вития дал в нашу эпоху Аль фред Вебер. Его концепция универсальной истории, культурная социология, остается по существу очень открытой, несмотря на склонность делать предметом познания культуру как целостность. Тонкая историческая интуиция и безошибочное чутье в опреде лении ранга духовных творений позволяют ему нарисовать про цесс исторического развития, не возводя в принцип ни тезис о рассеянных, не соотносящихся друг с другом культурных орга низмах, ни единство человеческой истории как таковой. В его концепции представлен всемирно-исторический про цесс, который он разделяет на первичные культуры, вторичные культуры первой и второй ступени и доводит до истории западноевропейской экспансии, идущей с 1500 г.
Карл Ясперс уверен что че ловечество имеет единые истоки и общую цель. Эти истоки и эта цель нам неизвестны, во всяком случае, в виде достоверного зна ния. Они ощутимы лишь в мерцании многозначных символов. Наше существование ограничено ими. В философском осмысле нии мы пытаемся приблизиться к тому и другому, к истокам и к цели.
Ясперс писал: «Все мы, люди, происходим от Адама, все мы связаны род ством, созданы Богом по образу и подобию Его. Вначале, у истоков, откровение бытия было непосредственной данностью. Грехопадение открыло перед нами путь, на котором познание и имеющая конечный характер практика, направленная на временные цели, позволили нам достигнуть ясности. На завершающей стадии мы вступаем в сферу гармонического созвучия душ, в царство вечных духов, где мы созерцаем друг друга в любви и в безграничном понимании.»
К истории относится все то, что, во-первых, будучи неповторимым, прочно занимает свое место в едином, единственном, процессе человеческой истории и, во-вто рых, является реальным и необходимым во взаимосвязи и после довательности человеческого бытия.
Карл Ясперс ввел понятие осевого времени. Явление Сына Божьего есть ось миро вой истории. Ежедневным подтверждением этой христианской структуры мировой истории служит наше летоисчисление. Но христианская вера — это лишь одна вера, а не вера всего человечества. Недостаток ее в том, что подобное понимание мировой истории представляется убедительным лишь верующему христианину.
Ось мировой истории, если она вообще существует, может быть обнаружена только эмпирически, как факт, значимый для всех людей, в том числе и для христиан. Эту ось следует искать там, где возникли предпосылки, позволившие человеку стать таким, каков он есть; где с поразительной плодотворностью шло такое формирование человеческого бытия, которое, независимо от опре деленного религиозного содержания, могло стать настолько убеди тельным ,что тем самым для всех народов были бы найдены общие рамки понимания их исторической значи мости. Эту ось мировой истории Ясперс относит, по-видимому, ко времени около 500 лет до н.э., к тому духовному процессу, который шел между 800 и 200 гг. до н. э. Тогда произошел самый резкий поворот в истории. Появился человек такого типа, какой сохранился и по сей день. Это время мы вкратце будем называть осевым временем.
1. Характеристика осевого времени
В это время происходит много необычайного. В Китае жили тогда Конфуций и Лао-цзы, возникли все направления китайской фило софии, мыслили Мо-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы и бесчисленное мно жество других *. В Индии возникли Упанишады, жил Будда; в философии — в Индии, как и в Китае, — были рассмотрены все возможности философского постижения действительности, вплоть до скептицизма, до материализма, софистики и нигилизма; в Иране Заратусгра учил о мире, где идет борьба добра со злом, в Палес тине выступали пророки — Илия, Исайя, Иеремия и Второисайя;
в Греции — это время Гомера, философов Парменида, Гераклита, Платона, трагиков, Фукидида и Архимеда *. Все то, что связано с этими именами, возникло почти одновременно в течение немно гих столетий в Китае, Индии и на Западе независимо друг от друга.
Новое, возникшее в эту эпоху в трех упомянутых культурах, сводится к тому, что человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и соб ственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолют ность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира.
Все это происходило посредством рефлексии. Сознание осоз навало сознание, мышление делало своим объектом мышление. Началась духовная борьба, в ходе которой каждый пытался убе дить другого, сообщая ему свои идеи, обоснования, свой опыт. Испытывались самые противоречивые возможности. Дискуссии, образование различных партий, расщепление духовной сферы, которая и в противоречивости своих частей сохраняла их взаимо обусловленность,— все это породило беспокойство и движение, граничащее с духовным хаосом.
В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и се годня определяющих жизнь людей. Во всех направлениях совер шался переход к универсальности.
Этот процесс заставил многих пересмотреть, поставить под вопрос, подвергнуть анализу все бессознательно принятые ранее воззрения, обычаи и условия. Все это вовлечено в водоворот. В той мере, в какой воспринятая в традиции прошлого субстанция была еще жива и действенна, ее явления прояснялись и она тем самым преображалась.
Мифологической эпохе с ее спокойной устойчивостью пришел конец. Основные идеи греческих, индийских, китайских философов и Будды, мысли пророков о Боге были далеки от мифа. Началась борьба рациональности и рационально проверенного опыта против мифа (логоса против мифа), затем борьба за трансцендентного Бога, против демонов, которых нет, и вызванная этическим возму щением борьба против ложных образов Бога. Божество неизме римо возвысилось посредством усиления этической стороны рели гии. Миф же стал материалом для языка, который теперь уже выражал не его исконное содержание, а нечто совсем иное, прев ратив его в символ. В ходе этого изменения (по существу, тоже мифотворческого), в момент, когда миф, как таковой, уничтожал
мирам, присущие феноменам осевого времени, составляют вер шину всей предшествующей истории? Всегда ли более позднее при всем его величии и своего рода исключительности бледнеет перед более ранним — Вергилий перед Гомером, Август перед Солоном, Иисус перед Иеремией *?
Совершенно очевидно, что безусловное утверждение такого рода было бы неверным. Явления более позднего времени имеют свою ценность, такую, какой еще не было раньше, определенную степень зрелости, утонченную изысканность, душевную глубину, особенно если иметь в виду «исключения». Историю невозможно подчинить иерархии рангов, в основу которой было бы положено некое универсальное представление, автоматически устанавли вающее градацию. Однако из постижения осевого времени следует определенная постановка вопроса и, быть может, извест ная предвзятость по отношению к более поздним 4'^чоменам — но именно поэтому вспыхивает ярким светом то действительно новое и по-иному великое, что не относится к осевому времени. Например, тот, кто занимается философией, хорошо знает, что после чтения греков в течение нескольких месяцев Августин вос принимается как освобождение из холодной безличной сферы и переход к проблемам совести, уйти от которых с этого момента уже невозможно и которые совершенно чужды грекам. Но после длительных занятий Августином вновь пробуждается стремление вернуться к грекам и смыть в сфере их здорового мироощуще ния замутненность, образовавшуюся в ходе этих занятий. На земле нигде нет ни полной истины, ни настоящего спасения.
И осевое время не избежало гибели. Развитие продолжало идти своим путем.
Лишь одно я считаю бесспорным: постижение осевого време ни определяет наше осознание современной ситуации и истори ческого развития, доводя его — независимо от того, принимаем ли мы эту идею или отвергаем ее,— до таких выводов, которые я мог здесь лишь наметить.
Речь идет о том, как мы понимаем конкретное единство чело вечества.
II. СХЕМА МИРОВОЙ ИСТОРИИ
Для того чтобы удостовериться в основах нашего существования, мы обращаемся к глобусу. Глядя на движущийся в нашей руке глобус, мы пытаемся ориентироваться в чех основных поло жениях, которые сообщают нам географы и историки о разделе нии суши и моря, о различных странах света и государствах, о местах, где сложились первые культуры.
В едином порыве массы земли простираются от западных берегов Европы и Африки к крайней восточной границе Америки, т. е. от Атлантического океана к Атлантическому океану. Атлан тический океан в отличие от Тихого океана был вплоть до Колумбавеликой территориальной границей человечества, тогда как на восток и запад еще в доисторическое время повсеместно пред принимались путешествия. (Появление норманнов в Северной Америке — исключение, не имевшее серьезных последствий.)
Расы: белые, черные, монголы, индейцы заселяли вплоть до нового времени земной шар в более или менее замкнутых областях; правда, существовали некоторые переходные расовые типы.
Человек селился повсюду, где была хоть малейшая воз можность жить. Перед нами огромные пространства на севере Азии, в Африке, Америке, где люди жили, не создавая, однако, ничего значительного в сфере духовной культуры. Перед нами области севера и юга, население которых, оттесненное к крайним их границам, свидетельствует самыми формами своего существо вания о том, что могут совершить люди. Мы видим, какое значение для культуры имеют основные типы ландшафта: долины рек. Средиземноморское побережье, океан ские бухты, островной мир, равнины, степи, пустыни.
Американский континент был заселен одной расой — ин дейцами. Здесь нет костных остатков доисторического периода, предшествовавшего появлению человека, или ранней стадии его существования. По-видимому, Америка была заселена сравни тельно поздно пришельцами из Азии, передвигавшимися с севера на юг.
Возникновение культуры территориально охватывает лишь узкую полоску всей земной поверхности от Атлантического до Тихоокеанского побережья, от Европы через Северную Африку, Переднюю Азию до Индии и Китая. Эта полоска, составляющая в длину около четверти, в ширину— меньше двенадцатой части всей земной поверхности, содержит плодородную почву, разбро санную между пустынями, степями и горными кряжами. Все об ласти, где возникли истоки высокой культуры, находятся внутри этой полосы. Вначале они независимы друг от друга; их творения распространяются, вступают в контакт друг с другом и вновь по рывают связывающие их узы. Постоянное общение даже в этом поясе возникло поздно, но и тогда оно все время прерывалось; во всем своем объеме оно существует лишь несколько веков и создано европейцами.
Внутри необъятного пространства, заселенного людьми, об ласть возникновения культуры очень мала. То же можно сказать и о времени ее существования.
В виде схемы историю в узком смысле можно представить се бе следующим образом.
Из темных глубин доистории, длящейся сотни тысячелетий, из десятков тысячелетий существования подобных нам людей в тысячелетия, предшествующей нашей эре, в Месопотамии, Егип те, в долине Инда и Хуанхэ возникают великие культуры древ ности. В масштабе всей земной поверхности это - островки света, разбросанные во всеобъемлющем, сохранившемся едва ли не до наших дней мире первобытных народов.
В великих культурах древности, в них самих или в орбите их влияния в осевое время, с 800 по 200 г. до н. э., формируется ду ховная основа человечества, причем независимо друг от друга в трех различных местах — в Европе с ее поляризацией Востока и Запада, в Индии и Китае.
На Западе, в Европе, в конце средних веков возникает сов ременная наука, а за ней с конца XVIII в. следует век техники;
это — первое после осевого времени действительно новое сверше ние духовного и материального характера.
Из Европы шло заселение Америки и формирование ее духов ной культуры, исходило решающее в рациональной и технической сфере влияние на Россию с ее восточно-христианскими корнями;
Россия же, в свою очередь, заселила весь север Азиатского мате рика до Тихого океана.
Сегодняшний мир с его сверхдержавами — Америкой и Рос сией,— с Европой, Индией и Китаем, с Передней Азией, Южной Америкой и остальными регионами земного шара, постепенно в ходе длительного процесса, идущего с XVI в., благодаря разви тию техники, фактически стал единой сферой общения, которая, несмотря на борьбу и раздробленность, во все возрастающей сте пени настойчиво требует политического объединения, будь то на сильственного в рамках деспотической мировой империи, будь то в рамках правового устройства мира в результате соглашения.
Мы считаем возможным сказать, что до сих пор вообще не было мировой истории, а был только конгломерат локальных ис торий.
То, что мы называем историей, и то, чего в прежнем смысле больше не существует, было лишь мгновением, промежутком в какие-то пять тысячелетий между заселением земного шара, про должавшимся сотни тысяч лет в доистории, и тем, что мы теперь рассматриваем как подлинное начало мировой истории.
В доисторическое время в объединенных группах людей, ли шенных сознания своей взаимосвязи, происходило лишь повторяю щее воспроизведение жизни, еще очень близкой к природной. Вслед за тем в нашей короткой, предшествовавшей сегодняшне му дню истории произошло как бы соприкосновение, объедине ние людей для свершения мировой истории, духовное и техничес кое оснащение перед началом нуги. Мы только начинаем.
Попытка структурировать историю, делить ее на ряд периодов всегда ведет к грубым упрощениям, однако эти упрощения могут служить стрелками, указывающими на существенные моменты. Вернемся еще раз к схеме мировой истории, чтобы не дать ей за костенеть в ложной односторонности.
Человек четыре раза как бы отправляется от новой основы. Сначала от доистории, от едва доступной нашему постижению прометеевской эпохи (возникновение речи, орудий труда, умения пользоваться огнем), когда он только становится человеком. Во втором случае от возникновения великих культур древности. В третьем — от осевого времени, когда полностью формирует ся подлинный человек в его духовной открытости миру.
В четвертом — от научно-технической эпохи, чье преобразую щее воздействие мы испытываем на себе.
В соответствии с этой схемой перед нами при интерпретации истории возникают четыре специфические группы вопросов, ко торые в наши дни воспринимаются как основополагающие воп росы мировой истории:
1. Что явилось в доистории решающим для формирования человека?
2. Как. возникали начиная с 5000 лет до н. э. великие культу ры древности?
3. В чем сущность осевого времени и каковы его причины?
4. Как следует понимать возникновение науки и техники? Что привело к «эпохе техники»?
Недостаток этой схемы в том, что она исходит из четырех, правда, очень значительных, но по своему смыслу гетерогенных периодов мировой истории: прометеевской эпохи, эпохи великих культур древности, эпохи духовной основы нашего человеческого бытия, до сих пор сохранившей свою значимость, эпохи разви тия техники. Более, убедительной, предвосхищающей будущее, можно считать схему, намеченную следующим образом: в доступ ной нам человеческой истории есть как бы два дыхания.
Первое ведет от прометеевской эпохи через великие культу ры древности к осевому времени со всеми его последствиями.
Второе начинается с эпохи науки и техники, со второй проме теевской эпохи в истории человечества, и, быть может, приведет через образования, которые окажутся аналогичными организа циям и свершениям великих культур древности, к новому, еще да лекому и невидимому второму осевому времени, к подлинному становлению человека.
Между этими двумя дыханиями наблюдаются, однако, суще ственные различия. Находясь на стадии второго дыхания, начи ная его, мы способны познать первое, другими словами, мы обла даем историческим опытом. Другая существенная разница: если период первого дыхания пробился на несколько параллельно раз вивавшихся островков цивилизации, то второе охватывает чело вечество в целом.
В первом дыхании каждое событие, даже если оно выступало в образе великих империй, было локальным и никогда не явля лось решающим для развития в целом. Именно поэтому и оказа лась возможной специфика Западного мира и связанных с ним новообразований, тогда как другие культуры все больше отдаля лись от осевого времени, не подавая на данном этапе надежд на то, что они в обозримое время придут к своей эволюции к каким-либо новым существенным возможностям.
Напротив, в наше время все то, что произойдет, должно быть универсальным и всеохватывающим; развитие уже не может быть ограничено Китаем, Европой или Америкой. Решающие события, будучи тотальными, должны неминуемо носить совсем иной, ро ковой характер.
В целом развитие, начало которого относится к первому дыха нию, представляется нам теперь в своем многообразии так, будто оно привело бы к полному крушению, если бы на Западе не возник ло начало чего-то нового. Теперь весь вопрос в том, сохранит ли грядущее развитие свою открытость и завершится ли оно, прохо дя через жесточайшие страдания, искажения и ужасающие про валы, созданием настоящего человека; хотя каким образом это произойдет, мы еще совершенно не можем себе представить.
Единые истоки человечества в начале доисторического време ни столь же темны для нас, сколь темен будущий мир господствую щего ныне на земном шаре человечества, которое, быть может, достигнет единства своего юридически упорядоченного, духовно и материально устремляющегося в бесконечность существования.
Наша история совершается между истоками (которые мы не можем ни представить себе, ни примыслить) и целью (конкретный образ которой мы не можем существенным образом обрисовать).
Однако истоки и цель связаны друг с другом: в зависимости от того, какими я мыслю первые, я мыслю и вторую. То, что не имеет убедительного зримого в реальности образа, находит свое символическое выражение: истоки — в «создании человека», цель — в «вечно» царстве душ».
В последующих разделах будет рассмотрена история — этот процесс между истоками и целью, в той мере, в какой она являет ся прошлым, ее основополагающие вопросы и фактические данные.
Для иллюстрации мы предлагаем обратиться к простой схеме мировой истории (ее следует читать снизу вверх).
III. ДОИСТОРИЯ
1. История и доистория
К истории мы относим все то время, о котором мы располагаем документальными данными. Когда нас достигает слово, мы как бы ощущаем почву под ногами. Все бессловесные орудия, найденные при археологических раскопках, остаются для нас немыми в своей
безжизненности. Лишь словесные данные позволяют нам ощутить человека,
его внутренний мир, настроение, импульсы. Письменные источники нигде не
датируются ранее 3000 г. до н. э. Следователь но, история длится около 5000 лет.
Объективно доистории — поток различных изменений, однако в духовном смысле это еще не история, поскольку история возникает лишь там, где есть осознание истории, традиция, документация, осмысление своих корней и происходящих событий. Представле ние, что и там, где нет преемственности традиций, история, как таковая, все-таки была пли даже должна была быть, не более чем предрассудок.
История — всегда ясное для человека прошлое, сфера усвоения этого прошлого, сознание своего происхождения. Доистория — обоснованное, правда, фактически, но не познанное прошлое.
Развитие человека в доисторическую эпоху — это становление основных конститутивных свойств человеческого бытия; развитие человека в историческую эпоху — это развертывание ранее обре тенного содержания духовного и технического характера. Консти тутивные свойства человеческого бытия складывались в неизме римых пластах времени; напротив, историческое развитие высту пает как ограниченное во времени явление, выразившее себя в творениях, представлениях, мыслях, образах на широкой и глубо кой основе сложившегося в доистории и по сей день еще действен ного человеческого бытия.
Доистория и история создали, таким образом, в своей последо вательности две основы нашего существования. Доисторическое становление человека — формирование человека как вида со всеми его привычными склонностями и свойствами, со всей присущей ему сферой бессознательного — составляет фундамент нашего че ловеческого бытия. Исторически осознанная передача свойств че ловека н его эволюция, которая показывает нам, на что был спосо бен человек, и которая всем своим содержанием составляет источ ник нашего воспитания, нашей веры, нашего знания и умения,— этот второй момент в развитии человека — подобен тонкой обо лочке над кратером вулкана. Может случиться, что эта оболочка будет сброшена, тогда как фундаментальные свойства человека как представителя данного вида, сложившегося в доисториче ские времена, неотвратимо присущи его природе. Быть может, нам грозит опасность вновь превратиться в людей каменного века, ибо мы, собственно говоря, никогда не перестаем ими быть.
Тогда мы, располагая уже не каменным топором, а самолетами, ло существу, вернулись бы к доисторическим временам, а тысяче летия истории были бы забыты, и следы их стерты в памяти. Конец истории мог бы вернуть человека к тому состоянию, в котором он, будучи уже и все еще человеком, существовал много тысячелетий тому назад: без знания и сознания того, что от поколения к поколе нию передавался накопленный опыт.
Мы ничего не знаем о душе человека, который жил 20 000 лет тому назад. Однако мы знаем, что на протяжении известной нам истории человечества, этого короткого промежутка времени, че ловек не изменился существенным образом ни по своим биологи ческим и психофизическим свойствам, ни по своим первичным не осознанным импульсам (ведь с тех пор прошло лишь около с га поколений).
Результатом доисторического становления является то, что наследуется биологически, что, следовательно, способно устоять во всех катастрофах истории. Исторические же приобретения тесно связаны с традицией, они передаются н поэтому могут быть утеряны. То, что утвердилось в мире людей во взлетах творческого созидания, а затем посредством передачи последующим поколе ниям формировало и изменяло феномен человека, настолько связа но с этой передачей, что без нее, поскольку это не передается биоло гически, может полностью исчезнуть; и тогда останутся только конститутивные свойства человека.
Перед историческим сознанием постоянно стоит великая про блема фундаментальной основы человека, существовавшего в до историческую эпоху, проблема его основополагающей универсаль ной сущности. В природе человека глубоко заложены действенные силы времен его формирования. Доистория — это время, когда произошло становление человеческой природы. Если бы мы могли проникнуть в доисторию, нашему пониманию стала бы доступна субстанциальная основа человеческой природы, поскольку мы увидели бы ее становление, условия и ситуации, которые создали человека таким, как он есть. Вопросы, на которые могла бы дать ответ доистория, будь она эмпирически познаваема, таковы:
, Каковы первичные мотивы человека, каковы его жизненные импульсы? Что из них остается неизменным во все времена, что изменяется? Могут ли они еще быть преобразованы? Полностью ли они скрыты? Научился ли человек обуздывать эти импульсы только в историческое время или уже в доистории? Прорываются ли они вообще время от времени или хотя бы в определенных си туациях, разрывают ли скрывающие их покровы? Когда и как это происходило? Прорвутся ли изначальные импульсы с неведомой дотоле силой, если произойдет крушение всего того, во что мы ве рим и что передано нам предыдущими поколениями? Какой облик примут эти исконные силы, если им будет придана определенная форма? Как это осуществить? Во что они превратятся, если будут лишены возможности выразить себя и осуществить непосредствен ное воздействие, если, например, они будут замаскированы посред ством понятийных схем, представлений о мире, ценностных поня тий, насилия, что означало бы ик парализацию?
Те ничтожные данные о доистории, которыми мы раслолагаем, те картины, .которые мы создаем с помощью этнографии, фолькло ристики и истории и используем для психологического представ ления об исконных влечениях человека, служат нам зеркалом нашей сущности, открывающим нам то, что мы нодчас охотно скрываем от самих себя, о чем мы при известных условиях забываем.
2. Общая картина доистории
В недоступных нашему определению временах и эпохах происхо дило расселение людей на земном шаре. Оно шло внутри ограни ченных областей, было бесконечно разбросанным, но вместе с тем носило всеобъемлюще единый характер: великие медленные про цессы незаметного образования рас, речи и мифов, неуловимого распространения технических открытий, странствований. Все эти события еще неосознанны, и, будучи, правда, уже явлениями че ловеческой жизни, своими корнями еще уходят в мир природы.
Одни объединения людей влекут за собой дру1 'не, люди знают друг о друге, взирают друг на друга. Разбросанность устраняется в борьбе, создаются новые, большие объединении. Они служат пе реходом к истории, начало которой связано с появлением пись менности.
Доистория -- это величайшая реальность, ибо в ней возник че-' ловек, однако реальность эта нам, по существу, неведома. Но едва только мы задаем себе вопрос, что мы, люди, собственно, такое, и пытаемся найти ответ в познании того, откуда мы пришли, мы сра зу же обращаемся к доистории, стремясь проникнуть в ее глуби ны. Тьма этих глубин обладает притягательной силой, мы с пол ным основанием устремляемся к ним, но нас всегда ждет разоча рование, уготованное невозможностью их познать.
Ффффффффффффффффффффффффффффффффффффф
IV. ВЕЛИКИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ КУЛЬТУРЫ ДРЕВНОСТИ
1. Общий обзор
Почти одновременно в трех областях земного шара возникают древнейшие культуры. Это, во-первых, шумеро-вавилонская и еги петская культуры и эгейский мир с 4000 г. до н. э.; во-вторых, от крытая в раскопках доарийская культура долины Инда третьего тысячелетия (связанная с Шумером); в-третьих, смутно сквозя щий в воспоминаниях, оставивший скудные следы архаический мир Китая второго тысячелетия до н. э. (и, вероятно, еще более ран ний).
Вся атмосфера внезапно меняется. Здесь уже не царит молча ние. Теперь люди говорят в письменных документах друг с другом и тем самым с нами, если только мы постигаем их письменность и язык,— говорят посредством архитектурных памятников, пред полагающих организацию и государственность, своих произведе ний искусства, где чуждый нам смысл скрыт в привлекательных для нас формах.
Однако этим высоким культурам неведом еще тот духовный пе реворот, который мы определили как осевое время, создавшее тип нового, современного нам человека. С названными культурами можно сопоставить американские культуры Мексики и Перу, рас цвет которых, правда, относится к более поздним тысячелетиям. И этим культурам также недостает того, что еще до них дало нам осевое время. Они исчезли при одном только возникновении за падной, выросшей из осевого времени культуры.
В полосе пустыни, тянущейся от Атлантического океана через Африку, Аравию до глубинных районов Азии есть помимо многих мелких оазисов две большие долины рек — долина Нила и Дву речье. В этих двух районах можно глубже, чем где-либо, просле дить по документам и вещественным памятникам историю челове чества. Мы видим теперь, что происходили там около 3000 лет до н. э., и, основываясь на следах прошлого, выводим свои заключе ния об еще более раннем времени. В Китае нам едва доступны события,.- выходящие за пределы второго'тысячелетия; а отчетливые и «подробные сведения датируются первым тысячелетием. Раскоп ки в Индии свидетельствуют о высокой цивилизации, о наличии там в третьем тысячелетии до н. э. развитых городов, но они еще изолированы и едва ли находятся в какой-либо связи с более позд ней культурой Индии, начало которой относится примерно к концу второго тысячелетия до н. э. В Америке все произошло значитель-.Китайская традиция идеализирует основу своей культуры, за ложенную во втором тысячелетии и ранее. Раскопки обнаружили лишь незначительные ее следы.
2. Какие события непосредственно вели к началу истории!
Мы задаем вопрос: каковы те реальные события, с которых нача лась история? Быть может, существенным надлежит считать сле дующее:
1. Задача организации ирригационной системы и ее регулиро вания в долинах Нила, Тигра, Евфрата и Хуанхэ с необходи мостью ведет к централизации, к созданию управленческого аппа рата, государства.
2. Открытие письменности — предпосылки этой организа ции — относится, по Грозному *, приблизительно к 3300 г. в Шу мере, к 3000 г. в Египте, к 2000 г. в Китае (алфавит был изобретен финикийцами лишь в последнем тысячелетии до н. э.). Возникает вопрос, сделано ли это открытие в каком-либо одном месте (в Шу-"мере) или
в разных местах независимо друг' от друга. Значение письменности для управления привело к росту влияния писцов в •качестве духовной аристократии. " 3. Возникновение народов, осознающих свое единство, с об щим языком, общей культурой и общими мифами.
4. Позже — мировые империи сначала с центром в Месопота мии. Непосредственной причиной их возникновения была необходимость остановить постоянные вторжения кочевых племен на культивируемые земли посредством завоевания всех соседних зе мель и самих кочевых племен (возникли мировые империи ас сирийцев, египтян, наконец, государство нового типа у персов, а затем, быть может, по его образцу, государство индийцев и еще позже китайцев).
5. Использование лошади — но только в развитых великих культурах древности — для боевых колесниц, для езды верхом. Это привело к тому, что человек оторвался от привычной почвы, ему открылись дали и свобода передвижения, возможность созда ния новой, превосходящей прежнюю боевой техники: к появлению
г'?Ж"Д6Д«"?В«1Ве_а^й ^Л-Мй. СДйС.лй—ш"-.-' .3,Э.й>»*чя;7ь ДЛш-яЛ^ 'ч Л«-;-;'*иа»
ее своей воле, проявить личное мужество наездника и воина, оце нить красоту животного.
События, открывающие историческую эру, ведут к более глу бокому вопросу: что же произошло с человеком, что заставило его перейти из неисторического существования в историю? Какие, собственно, черты его сущности привели к началу истории?
Каковы основные характерные черты исторического процесса, отличающие его от доистории? Речь идет о таком ответе, который связан с внутренними глубинами человеческой сущности. Мы хо тим узнать не о внешних событиях, а о внутреннем преобразова нии человека.
Истории предшествовало становление и преобразование, свой ственное в значительной степени как человеку, так и природным явлениям. Скачок из этого простого существования в историю ха рактеризуется, вероятно, следующим:
1. Сознанием и воспоминанием, передачей духовного достоя ния — тем самым совершается освобождение от того, что состав ляет только настоящее.
2. Рационализацией какого-либо значения и содержания по средством техники — тем самым совершается освобождение от жизненно необходимой связи с обусловленной случайностью, пре дусмотрительностью и гарантированностью.
3. Наличием в качестве примера и образца людей, чьи дела, свершения и судьбы постоянно стоят перед мысленным взором их потомков в качестве деяний правителей и мудрецов,— тем самым создается основа для освобождения от .глухого самосознания и страха перед демонами.
Исторический процесс — это беспрерывное преобразование условий, знания, содержания в их непосредственном явлении, но такое преобразование, при котором возможно и необходимо отно-ц1ёНй&-'всего ко всему, связь традиций, всеобщая коммуникация.
В чем причина того, что человек совершает скачок? Совершая его, он не осознавал, к чему это приведет, и не стремился к этому. С ним что-то произошло. Он не является, подобно всем остальным живым существам, столь же ограниченным, сколь завершенным в своей специфичности; напротив, он безгранично открыт по своим возможностям, незавершен и незавершим в своей сущности. То,
что изначально было заложено в человеке, что несомненно дейст вовало уже в доистории в качестве зародыша истории, с силой вырвалось на поверхность, когда началась история.
Этот скачок в развитии человека, следствием которого была история, может быть воспринят и как несчастье, постигшее чело века; согласно этому взгляду здесь произошло нечто непостижи мое, грехопадение, вторжение чуждой силы; все, что создает исто рию, в конечном итоге уничтожает человека; история — процесс разрушения в образе некоего, быть может грандиозного, фейервер ка; этот процесс следует повернуть вспять, вернуть к тому, что бы ло вначале; на завершающей его стадии человек вернется к бла женному состоянию своего доисторического бытия.
Но этот скачок можно воспринимать и как чудесный дар чело веческой природы и в том, что человек совершил его, видеть высо кое предназначение человека, его путь к небывалому постижению и неслыханным высотам, доступным ему &силу его незавершенно сти. История превратила человека в существо, стремящееся выйти за свои пределы. Только в истории он ставит перед собой свою вы сокую задачу. Никто не знает, куда она его приведет. Несчастье и беды также могут служить ему стимулом: к возвышению. Лишь в истории формируется то, чем человек по существу является:
а) Из первичных истоков течет поток заложенных в человеке субстанциальных возможностей. Однако сами они становятся оче видными, преисполненными богатого содержания, лишь войдя в эру истории, по мере того как они освещаются, утверждаются, уси ливаются, теряются, вспоминаются, вновь возвышаются. Им необ ходима рационализация, которая сама по себе совсем не есть не что первичное, а есть лишь средство восстановления истоков и ко нечных целей.
б) Вместе со скачком в историю осознается преходящий ха рактер всего. Всему в мире отведено определенное время, и все об речено на гибель. Но только человек знает, что он должен умереть. Наталкиваясь на эту пограничную ситуацию, он познает вечность во времени, историчность как явление бытия, уничтожение време ни во време*ш. Его осознание мсторми становится гиждест&еяиым осознанию вечное ги.
в) История — это постоянное и настойчивое продвижение вперед отдельных людей. Они призывают других следовать за ни ми. Те, кто их слышит и понимает, присоединяются к этому дви жению. Однако вместе с тем история остается и просто совокуп ностью событии, где постоянно раздаются напрасные призывы, которым не следуют и от которых отстают. Некая огромная сила инерции как будто постоянно парализует все порывы. Мощные си-
' Я1Ы громадных масс с их усредненными запросами душат все то, |кго не соответствует им. Все то, что не находит места и не имеет смысла с точки зрения массовых требований, что не встречает ве-
^ ры, должно исчезнуть. История — это великий вопрос, еще не по лучивший решения, который будет решен не мыслью, а только са мой действительностью; вопрос этот сводится к тому, является ли
история в своем порыве лишь мгновением, промежуточным звеном между неисторическими существованиями, или это прорыв глу бинных возможностей, которые даже в образе безграничных не счастий, подвергаясь опасностям и постоянным крушениям, в це лом ведут к тому, что бытие будет открыто человеком, а он сам в непредвидимом взлете обретет свои неведомые дотоле возмож ности.
3. Общность и различия великих культур древности
Общие черты —организация большого масштаба, письмен ность, ведущая роль слоя писцов — способствуют возникнове нию человека, который, будучи продуктом рафинированной культуры, все-таки еще как бы не вполне пробудился. Специ фическая техническая рационализация соответствует состоя нию неполного пробуждения без подлинной рефлексии.
ВСходство состояний и хода развития заставляет искать об щую основу. Во все времена орудия и идеи медленно распрост ранялись по земному шару. Мы ищем центр, из которого шло бы такое распространение нового. Именно поэтому возникает гипотеза об основополагающем универсальном значении Шу мера на Евфрате, громадное влияние которого достигло Егип та и Китая. Однако степень этого влияния не доказана. Возни кает и сомнительная гипотеза о культурном центре в Азии — где-то в Западном Курдистане, у Каспийского моря,— о про цветавшем ранее в период более влажного климата центре культуры, откуда вследствие наступившей засухи произошло переселение жителей по самым различным направлениям. Это и было началом возникновения культур на Азиатском и Евро пейском континентах от Китая до Египта. Однако, мысленно погружаясь в глубины доистории, мы не обнаруживаем для этого какой-либо твердой, подтвержденной опытом основы.
Если общие черты, быть может, все-таки имеют единое ос нование, то оно сводится для нас к совершенно неопределен ному представлению о доисторических глубинах Азии, Была
•долгая общая доистория всей Азии, чьим полуостровом явля ется Европа.
Однако и различия между великими культурами древности также значительны. В каждом данном случае мы ощущаем весьма своеобразный дух некоей целостности. В Китае есть только подходы к мифам, изначальные космические представ ления о мировом порядке, о порядке в мерах и числах, живое созерцание природы, обладающее естественной человеч ностью. Культуре Двуречья присуща известная жесткость и сила, нечто драматическое, обретающее трагические черты в раннем эпосе о Гильгамеше. В Египте мы видим веселье и жизнерадостность в интимной сфере наряду с маскировкой ни велирующего принуждения к труду, видим чувство стиля в Торжественном величии.
До самых глубин духа доходит различие языков. Китай ский язык столь радикально отличается от западных языков, и не только по корням слов, но и по всей своей структуре, что здесь едва ли можно говорить об общем происхождении. Если же оно все-таки имело место, то процесс, который привел к этому различию, должен был быть таким длительным, что ги потеза об общем происхождении из живой культуры, сложив шейся на рубеже доистории в Центральной Азии, становится весьма маловероятной.
Совершенно различно и отношение к великим культурам древности более поздних культур. Греки и иудеи воспринима ли их как нечто далекое и чуждое; они знали о них и сохраняли память о них, взирали на них с робостью и удивлением, но и с известным презрением. Индийцы более позднего времени ни чего не знали о древних культурах, они полностью забыли о них. Китайцы осевого времени видели в великой культуре древности свое прошлое, продолжающееся без перерыва, без надлома, без ощущения нового (разве только в виде упадка);
они видели в ней идеализированные, подчас приближающиеся к мифу черты, созданный творческой фантазией образец.
Однако подлинного исторического движения в великих культурах древности не было. Тысячелетия, наступившие пос ле изначальных грандиозных творений, были в духовном отно шении сравнительно стабильным, не знающим движения вре менем, но временем неотступно повторяющихся переселений народов из Центральной Азии, завоеваний и переворотов, взаимоуничтожения народов и их смешения — временем по стоянного воссоздания древней, лишь прерываемой катастро фами культуры.
Поэтому история этих тысячелетий изобилует событиями, которые, однако, еще не носят характер исторических решений человека.
V. ОСЕВОЕ ВРЕМЯ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
Забегая вперед, мы уже дали характеристику осевого време ни. Сделали мы это потому, что понимание его сущности имеет центральное значение для представления о мировой истории.
Для занятий философией истории осевое время является сферой самого продуктивного, плодотворного исследования.
Это время можно рассматривать как промежуточную фа зу между двумя эпохами великих империй, как передышку, от данную свободе, как облегченный вздох в сфере наиболее яс ного сознания.
1. Структурирование мировой истории осевым временем
Осевое время служит ферментом, связывающим человечество в рамках единой мировой истории. Осевое время служит мас штабом, позволяющим нам отчетливо видеть историческое значение отдельных народов для человечества в целом.
Глубочайшее разделение народов определяется тем, как они относятся к великому прорыву осевого времени.
Мы различаем:
1. Осевые народы. Это те народы, которые, последовательно продолжая свою историю, совершили скачок, как бы вторично ро дились в нем, тем самым заложив основу духовной сущности чело века и его подлинной истории. К этим народам мы относим китай цев, индийцев, иранцев, иудеев и греков.
2. Народы, не знавшие прорыва. Прорыв был решающим по своему универсально-историческому значению, но не повсемест ным событием. Ряд народов великих культур древности, сущест вовавших до прорыва в осевое время и даже одновременно с ним, не были им затронуты и, несмотря на одновременность, остались внутренне чужды ему.
К осевому времени еще относится период расцвета египетской и вавилонской культур, хотя и с несомненными признаками позд ней стадии. Обе они не знали преобразующей человека рефлек сии: не испытали метаморфозы, соприкасаясь с осевыми народа ми, и не реагировали на прорыв, который произошел вне сферы их непосредственного существования. Они остались, но существу, такими же, какими они были раньше в качестве предшествующих осевому времени культур, достигнув громадных успехов в области организации государственной и общественной жизни, в архитек туре, пластике и живописи, в создании своей магической рели гии. Однако все это происходило уже на стадии медленного уми рания. Будучи в своем внешнем существовании подчинены новым силам, эти народы утеряли и свою внутреннюю культуру, которая в каждом отдельном случае перерождалась: в Месопотамии -- в персидскую, а затем в сасанидскую культуру и ислам; в Египте — в римскую и христианскую, позже в ислам.
Обе названные выше культуры — египетская и вавилонская — обладали всемирно-историческим значением, ибо, воспринимая их,отправляясь и отстраняясь от них, углубляясь в соприкоснове нии с ними, утверждалась как культура иудеев, так и культура греков, заложивших основы Западного мира.
Древние культуры были вскоре почти полностью забыты и Вновь открыты только в наше время. Они потрясают нас своей грандиозностью, но вместе с тем остаются нам чуждыми — нас разделяет пропасть, разверзшаяся между нами из-за того, что они остались вне совершившегося прорыва. Китайцы и индийцы нам бесконечно более близки, чем египтяне и вавилоняне. Величие египетских и вавилонских творений в своем роде неповторимо. Однако все то, что нам понятно и близко, возникает в новую эру, созданную прорывом. В исчезнувших впоследствии подходах мы видим, особенно в Египте, удивительное предвосхищение, как будто 'ожидание близости прорыва, который так и не со стоялся.
Основной, решающий для истории человечества вопрос таков: следует ли сопоставлять Китай и Индию с Египтом и Вавилоном и видеть их различие лишь в том, что первые сохранились до наших дней; или же надо исходить из того, что Китай и Индия своим участием в создании осевого времени сами совершили тот осново полагающий переход, который приводит к их принципиальному от личию от великих культур древности.
Еще раз повторяю: Египет и Вавилон можно сопоставить с Ки таем на ранней стадии его истории и с культурой долины Инда третьего тысячелетия, но не с Китаем и Индией вообще. Китай и Индия близки Западу не только в силу того, что они существуют по сей день, но и в силу того, что они совершили прорыв в осевое время.
На этом следует кратко остановиться, подвергнув критике су ществующие решения этого вопроса.
Издавна принято считать, будто Китай и Индия, в отличие от Запада, не имели подлинной истории. Ибо история означает дви жение, изменение сущности, начатки нового. На Западе сменяют друг друга совершенно различные культуры: сначала это древне-азиатские и египетские, затем греко-римская и, наконец, германо-романская. Меняются географические центры, территории, наро ды. В Азии же всегда остается нечто незыблемое; модифицируясь только в своем явлении, погружаясь в глубины катастрофических потрясений, оно все время вновь возникает на неизменной основе, вбчно тождественное самому себе. При такой точке зрения склады вается представление, что к востоку от Инда и Гиндукуша царит не знающая исторического развития стабильность, к западу же— динамическое движение истории. Тогда резкая граница меж ду великими культурами должна проходить между Персией И Индией. До Инда европеец может еще считать, что он находит ся в Европе, утверждает лорд Эльфинстон (которого цитирует Гегель) (12).
Утверждение такого рода объясняется, как мне кажется, исто рической ролью Китая и Индии в XVIII в. Лорд видел условия сво его времени, а совсем не Китай и Индию в их подлинном целостном значении. В то время обе эти страны достигли самого глубокого упадка.
Разве упадок Индии и Китая, начавшийся в XVII в., не есть ве ликий по своему значению символ того, что может произойти со всеми людьми? Разве и для нас роковой вопрос не состоит в том, как избежать возврата к азиатской основе, из которой уже вышли Китай и Индия?
3. Последующие народы. Все народы делятся на тех, основой формирования которых был мир, возникший в результате проры ва, и тех, кто остался в стороне. Первые — исторические народы;
вторые — народы первобытные.
Элементом, политически структурировавшим новые мировые империи в мире прорыва, были македонцы и римляне. Их духовное убожество связано с тем, что они не сумели воспринять всей ду шой опыт осевого времени. Поэтому они были способны в истори ческом мире к политическим завоеваниям, к управлению, к орга низации, к восприятию и сохранению образованности, к непрерыв ности в передаче опыта, но не к его продолжению или углублению.
По-иному обстояло дело на севере. Здесь, так же как в Вавило не и Египте, не было великого духовного преобразования. Норди ческие народы пребывали в дремотпости примитивного состояния, однако в объективно труднопостигаемой для нас сущности своей духовной направленности (Гегель называет ее нордической ду шой) они уже достигли субстанциальной самобытности к тому моменту, когда соприкоснулись с духовным миром осевого времени.
2. Мировая история после прорыва осевого времени
С эпохи осевого времени прошло два тысячелетия. Консолидация в мировые империи оказалась неокончательной. Эти империи рух нули; во всех трех областях друг за другом следовали эпоха воюю щих государств, эпоха разрухи, переселения народов, эфемерных завоеваний и новых, быстро преходящих мгновений высоких куль турных созиданий. В трех великих культурных кругах появляются новые народы: на Западе — германцы и славяне, в Восточной Азии — японцы, малайцы, сиамцы; они в свою очередь создают новые образования. Однако создавали они их в борьбе с воспри нятой ими высокой культурой, посредством ее усвоения и преоб разования.
Германцы стали осуществлять свою духовную миссию в мире, лишь когда они приняли участие в преобразовании человечества, которое началось тысячу лет тому назад. С того момента как они установили связь с этим миром, ини начали новое продвижение, в рамках которого они по сей день выступают в качестве германо-
романского мира Европы. Вновь возник исторически неповтори мый феномен. Теперь происходило то, что не смогла осущестэить античность. Высшая напряженность человеческой сущности, от четливость пограничных ситуаций — все то, что началось в период прорыва в осевое время, а в период поздней античности почти ис чезло, теперь повторялось на равной глубине и, быть может, в большем объеме, хотя это происходило не впервые и не самостоя тельно, а изначально во взаимодействии с тем старым, что теперь воспринималось как свое собственное. Вновь делалась попытка осуществить то, что доступно человеку.
По сравнению с Китаем и Индией на Западе как будто значи тельно больше драматических начинаний. При наличии Духов ной непрерывности, подчас слабеющей, наблюдается последова тельность совершенно различных духовных миров. Пирамиды, Парфенон, готические соборы — подобных различий в рамках исторической последовательности нет в Китае и Индии.
Однако и в Азии нельзя говорить о стабильности. В Китае и Ин дии также были века молчания, подобно нашей эпохе переселения народов *, когда все как будто погружалось в хаос, из которого затем возникала новая культура. И в Азии — в Индии и Китае — происходили географические перемещения вершин культуры и по литических центров, и носителями происходившего движения ста новились различные народы. Отличие от Европы не радикально, аналогия полностью сохраняет свое значение: творческая эпоха осевого времени, вслед за ней перевороты и возрождения, вплоть до того времени, когда начиная с 1500 г. Европа вступает на путь своего неведомого ранее продвижения вперед, тогда как культуры Китая и Индии именно в это время находятся в стадии упадка.
После того как совершился прорыв осевого времени и сформи ровавшийся в нем дух стал посредством своих идей, творений, об разов доступен каждому, кто был способен слышать и понимать, когда стали ощутимы безграничные возможности, все последую щие народы становятся историчными в зависимости от степени ин тенсивности, с которой они отзываются на совершившийся прорыв, и .от глубины, на которой он ими ощущается.
Великий прорыв служит как бы неким посвящением челове чества в тайну неизведанных возможностей. Любое соприкос новение с ним — и впоследствии — носит характер нового пос вящения. С этого момента в процессе собственно исторического развития участвуют только посвященные люди и народы. Одна-кр^это посвящение отнюдь не является загадочной, пугливо ох раняемой тайной. Напротив, оно открыто дневному свету, преис полнено безграничного желания быть воспринятым, охотно до пуская любые проверки и испытания, показываясь каждому; од нако тем не менее — это «открытая тайна», ибо воспринимает ее только тот, кто готов к этому, кто, будучи его перевоплощением, возвращается к самому себе.
Новое посвящение происходит в процессе интерпретации и усвоения. Сознательная передача, решающие по своему значе-
VII. ЕЩЕ РАЗ: СХЕМА МИРОВОЙ ИСТОРИИ
Прежде чем обратиться к современности, бросим еще раз взгляд на историю в целом так, как она структурировалась в нашем из ложении. Вся история человечества делится на три последова тельно сменяющие друг друга фазы: доисторию, историю и миро вую историю.
1. Длительный период доистории охватывает время становле ния человека — от возникновения языка и рас до начала исто рических культур. Здесь мы соприкасаемся с тайной человеческой сущности, осознаем неповторимость существования человека на Земле, перед нами встает вопрос о нашей свободе, которая не избежно должна быть связана с прохождением всех вещей и кото рую мы больше нигде в мире не всгречаем.
2. История охватывает события приблизительно нятитысяче-летней давности в Китае, Индии, на Ближнем Востоке и в Европе.
С Европой следует сопоставлять Китай и Индию, но не Азию в целом как географическое понятие.
Здесь складываются сначала великие культуры древности:
шумерийская, египетская, эгейская, культура доарийской Индии, культура долины Хуанхэ.
Затем в результате завоеваний возникали новые культуры. Они формировались во взаимодействии победителей и побежден ных, в ходе восприятия победителями преднайденных исконно существовавших культур; так было в Китае, в арийской Индии;
так восприняли культуру побежденных вавилоняне, персы, греки и римляне.
Всем этим географически сравнительно небольшим областям противостояли изолированные культуры Мексики и Перу, а также разбросанные но всему земному шару первобытные народы, сох ранявшие до соприкосновения с европейцами в эпоху великих географических открытий все многообразие своих примитивных культур.
3. С возникающего в наши дни глобального единства мира и человечества фактически начинается универсальная история земного шара, мировая история. Ее подготовила эпоха великих географических открытий, начало ее относится к нашему веку *. : Членение внутри этих фаз существенно отличается друг от Друга.
Первая фаза, если оставить в стороне всевозможные гипо тезы, доступна нашему восприятию только как параллельное существование безмерно различных людей и многообразных явле ний природы. Здесь, вероятно, была общность владения и однотип ность мышления, обусловленные свойствами человеческой приро ды, а не историческими условиями. Величественные картины происхождения человеческого рода, рассеяния народов и их рас пространения по земному шару, свидетельствующие о том, как люди забыли свое прошлое и, заблуждаясь, создали множество различных объяснений своего происхождения,— все это либо полные глубокого смысла символы, либо просто гипотезы.
Членение второй фазы отправляется от прорыва, который явля ется по своему значению осевым временем истории. К нему и от него идут все пути.
Третья фаза еще в значительной степени относится к буду щему. Для ее понимания необходимо вернуться к тем явлениям прошлого, которые являются как бы неким предвосхищением или подготовлением: к крупным государственным объединениям в истории (империям), к великим универсально мыслящим людям античности и Нового времени,— этим людям, преисполненным значительными по своему содержанию идеями, которые являют ся не рассудочными вехами в развитии абстрактной человеческой природы как таковой, а выросшими из корней своего народа обра зами человеческой сущности вообще, и поэтому их слова и самое их существование обращены ко всему человечеству.
Дальнейшее членение на три фазы состоит в следующем:
1. В первой фазе все происходящее близко тому, что бессоз нательно происходит в природе. Доисторические или неистори ческие народы (т. е. первобытные пароды до того времени, когда они вымирают или становятся материалом для технической циви лизации) живут в сфере фактической общности языка и культу ры. То и другое распространяется в незаметном движении, выя вить которое можно только по его результатам. Непосредствен ный и сознательный контакт между людьми ограничивается обыч но самой узкой сферой при абсолютной разбросанности их суще-
ствования. Фактический же контакт, происходящий посредст вом распространения достижений цивилизации, охватывает об ширные пространства, иногда даже весь земной шар, но без ведома людей.
В доисторический период существуют культурные процессы, которые в некоторых случаях представляются нам достаточно своеобразными и как бы являют собой зародыши того, что впос ледствии найдет свое место в исторических культурах. Различие заключается в том, что эти процессы не достигают фазы истории и при соприкосновении с движением исторических народов быстро приходят в упадок; сами по себе они достигают поразительных свершений, однако они как бы скованы природным существова нием людей и постоянно близки к тому, чтобы опять погрузиться в него.
Культуры первобытных народов были распространены по всему земному шару. Знакомясь с каждым народом, мы ощущаем осо бенность его духа; она присуща даже пигмеям, бушменам, на ходящимся на самой низкой ступени развития, или народам се вера, таким, как эскимосы, и — в высокой степени — полинезий цам.
Что касается народов Америки — Мексики и Перу, — то здесь уже допустимо сравнение с Вавилоном и Египтом.
2. во второй фазе развертывание немногих великих культур идет — несмотря на ряд случайных соприкосновений — парал лельно. Это — отдельные истории.
Единство этих исторических процессов не более чем идея; ни в коей степени нельзя считать, что все становится повсюду извест ным и повсюду оказывает свое воздействие. Напротив: самое вы сокое и значительное остается ограниченным рамками узкого пространства и времени. Оно расцветает, погибает и как будто на долго, быть может навсегда, забывается. Здесь нет никакой уве ренности в том, что оно будет сохранено и передано другим поколе ниям. Правда, в сфере каждой данной культуры как будто сохра няется последовательность традиций. Культура распространяется и живет, но вскоре достигает той границы, за которой следует упадок и гибель.
И все-таки в определенных, относительно небольших областях земного шара возникает универсальная по своему духовному зна чению сфера всеобщей истории, внутри которой появляется все то, о чем размышляли люди и что непосредственно касается нас.
Развитие расчленяется. Мы видим процессы, охватывающие несколько веков и составляющие одно целое в последовательности своих стадий — от расцвета до завершения в поздний период раз вития. Мы видим типичную смену поколений, которые в своей сово купности охватывают почти столетие (распространение, заверше ние, упадок). Видим подчас, быть может, и шпенглеровский тыся челетний процесс. !1 : •
Однако движение все'продолжается. Нет ни непрерывных позд них стадий, ни бесконечного «существования феллахов» •'•. ни пол-
окостенения. Новое, изначальное постоянно пробивается на пе»еркаость и в Китае, и в Индии. ;
^'^дНапйасно делались попытки охватить ход истории в целом. Ц^Т^кто ститал, что путь идет от Вавилона через греков и римлян цр, .йК^север,. приходили к заключению, что исторический процесс ^г|адйгт с, востока на запад, и прогнозировали, что далее путь должен |:^ вести в Америку. Однако в Индии путь шел от Инда (эпоха Вед) ||^йй^мйр Передней Азии и Европы противостоит в качестве относи-теяьвд»й,целостности двум другим мирам —. Индии и Китаю. Запад являе"г собой 'взаимосвязанный мир — от .Вавилона и Египта до ваших; дней. Однако со времен греков внутри этой культурной сферы Запада произошло внутреннее разделение на Восток и За-пад, на Восточный и Западный мир. Так, Ветхий завет, ирано-пер-СИДская культура и христианство принадлежат, в отличие от Индии жКитая, к Западному миру — а ведь это Восток. Области между Индией и Египтом всегда испытывали индийское влияние — эта Промежуточная область обладает неповторимым историческим очарованием, однако при этом она не поддается простому, обозри-момуи правильному членению в рамках всеобщей истории. ^ 3. 5 третьей фазе выступает единство целого, за пределы кото рого вследствие его окончательной пространственной замкнутости выйти уже невозможно. Предпосылкой здесь служит реализован ная возможность всемирного общения. Эта фаза — еще не истори ческая реальность, но предвосхищение грядущих возможностей, ЯОУгому она не может быть предметом эмпирического исследова ния, а служит лишь материалом для наброска, в основу которого доложено осознание настоящего и современной нам ситуации.
рационализирует мифы и магию; во-вторых, становление логически и методически осознанной науки — греческая наука и параллель но зачатки научного познания мира в Китае и Индии; в-третьих, возникновение современной науки, вырастающей с конца средне вековья, решительно утверждающейся с XVII в. и развертываю щейся во всей своей широте с XIX в. Эта наука делает европей скую культуру — во всяком случае с XVII в.— отличной от куль- . туры всех других стран. На специфике современной науки в рамках всей мировой истории мы считаем необходимым остановиться.
Современная наука уже по своему объему, богатству и много образию занимает особое место во всей истории познания. История современной науки неисчерпаема по своей глубине. Самым порази тельным по новизне и по своим неслыханным практическим послед ствиям в области техники является со времени Кеплера и Галилея естественнонаучное знание с его применением математической тео рии. Однако оно составляет лишь звено во всеохватывающем про цессе познания. Географические открытия завершились первым кругосветным путешествием и установлением того факта, что при плавании на запад теряется один день. Все это произошло только 400 лет тому назад. Никогда еще человек не обладал таким реаль ным (а не только предположительным) знанием о земном шаре. Появился первый глобус. Объектом познания становились не толь ко дальние, но и близкие человеку предметы. С неведомым раньше исследовательским рвением открывались тайны анатомии (Веза-лий *) посредством вскрытия трупов. В микроскоп Левенгук * уви дел в кайле воды движение бактерий. С помощью телескопа Гали-' лей обнаружил неведомые планеты и их спутники. С конца XVIII в. раскопки сделали доступными созерцанию исчезнувшую и забытую действительность (Помпеи), восстановили целые культуры (Еги пет, Вавилон), воплотили в реальность мечты Шлимана об эпохе Гомера *. Расшифровка письменности и древних языков позволи ла услышать людей, которые жили тысячелетия тому назад. Архео логические находки превратили первобытную историю в неоспо римую реальность. В настоящее время мы знаем о начальной ста дии истории Греции, об истории Передней Азии и Египта больше, чем сами греки. История углубилась для нас в прошлое на тыся челетия, история Земли открыта теперь нашему взору, звездное небо уходит в неизмеримую глубину. Современный мир как бы соз дает повсюду науки, независимые друг от друга, но общие по духу. В мастерских художников и архитекторов возникла наука о приро де, мореплавание создало географию, государственные интере сы — экономическую науку; импульсом повсюду служило желание извлечь из знания пользу для осуществления политических целей, но вскоре появился непосредственный интерес к предмету изуче ния. В теологии возникла историческая критика Библии.
Эта картина, расширять которую можно беспредельно, застав ляет нас поставить вопрос: заключено ли в этой современной науке, достигшей невероятных размеров, нечто принципиально новое и только ей свойственное.
II. СИТУАЦИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Прошлое содержится в нашей памяти лишь отрывками, будущее темно. Лишь настоящее могло бы быть озарено светом. Ведь мы полностью в нем. Однако именно оно оказывается непроницаемым, ибо ясным оно было бы лишь при полном знании прошлого, которое служит ему основой, и будущего, которое таит его в себе. Мы стре мимся к осознанию ситуации нашего времени. Однако эта си туация обладает скрытыми возможностями, которые становятся зримыми лишь после своего осуществления. '
Наша исторически новая ситуация, впервые имеющая решаю щее значение, являет собой реальное единство людей на Земле. Благодаря техническим возможностям современных средств сооб щения наша планета стала единой целостностью, полностью до ступной человеку, стала «меньше», чем была некогда Римская им перия.
К этому вело развитие, начиная с эпохи великих открытий 400 лет тому назад. Однако вплоть до конца XIX в. история была для нас, по существу, историей Запада. Весь остальной мир оста вался в сознании европейцев того времени колониальной террито рией второстепенного значения, предназначенной для того, чтобы быть добычей европейцев. Лишь непреднамеренно были уже тогда заложены основы для формирующейся в наши дни мировой исто рии, и заложены они были теми могущественными силами, которые стремились подчинить себе громадные пространства земного шара. Эти пространства уже внесли свой вклад в первую мировую войну. Однако эта война была еще европейской. Америка опять отступила. Лишь вторая мировая война потребовала участия всех, была действительно глобальной. Военные действия в Восточной Азии были не менее серьезны, чем в Европе. Это была в самом деле пер вая подлинно мировая война. С этого момента начинается мировая история как единая история единого целого. С такой точки зрения вся предыдущая история представляется рядом разбросанных, не зависимых друг от друга попыток, множеством различных истоков человеческих возможностей. Теперь проблемой и задачей стал мир в целом. Тем самым происходит полное преобразование истории. Решающим является теперь следующее: нет ничего, что находи лось бы вне сферы происходящих событий. Мир замкнулся. Земной шар стал единым. Обнаруживаются новые опасности и возмож ности. Все существенные проблемы стали мировыми проблемами, ситуация — ситуацией всего человечества.
3. Выводы
То обстоятельство, что все человечество, все древние культуры втянуты в поток уничтожения или обновления, постигнуто в пос ледние десятилетия во всем его значении. Мы, люди прежнего по коления, жили как дети, полное гыо пребывая в сфере чисто евро пейских представлений. Индия, Китай были чужими, далекими, совершенно иными мирами, история которых оставалась неведо мой. Тот, кто'был недоволен, кому плохо жилось, эмигрировал. Мир был открытым.
После 1918 г. на меня произвели глубокое впечатление как нечто совершенно новое следующие слова де Гроота * в его книге о Ки тае: «.Универсисгская1 система составляет высшую точку, кото рой могла достигнуть в своем развитии духовная культура Китая-Единственной способной пошатнуть и уничтожить ее силой явля ется трезвая наука. Если настанет время, когда этой наукой там начнут серьезно заниматься, то во всей духовной жизни Китая, без сомнения, произойдет полный переворот; и в результате этого пе реворота в Китае наступит либо полная анархия, либо возрожде ние, после чего Китай уже не будет Китаем, китайцы не будут ки тайцами. Китай не способен своими силами заменить прежнюю систему новой; тем самым крах прежней системы должен бы при вести к полному упадку и к анархии, другими словами, к полному осуществлению того, что предрекает священное учение китайцев, согласно которому катастрофа и гибель неизбежны, если челове чество потеряет дао... Если роком предопределено, что жестокий процесс гибели должен идти своим ходом и что дни древней уни верситетской культуры Китая сочтены, то пусть хоть последний ее день не будет днем гибели многочисленного народа, ввергнутого в беду иностранным вмешательством!» (19).
В технический век, и даже в преддверии его, странным образом повсеместно возникает духовный и душевный регресс, который в наши дни стал общеевропейским явлением. Правда, в Европе еще некоторое время продолжался духовный расцвет, тогда как Китай и Индия с XVIII в. безостановочно приближались к упадку. В тот момент, когда эти народы были порабощены военной техникой Ев ропы, они уже достигли самой низкой точки своего духовного раз вития. Европа открыла Китай и Индию не в период расцвета их культуры, а тогда, когда они сами почти забыли о своем прошлом.
Лишь в наши дни существует реальное единство человечества, которое заключается в том, что нигде не может произойти ничего существенного без того, чтобы это не затронуло всех. В этой ситуа ции технический переворот, созданный европейской наукой и от крытиями европейцев, является лишь материальной основой и по водом духовной катастрофы. Если же совершится ожидаемое пре образование, тогда то, что в 1918 г. де Гроот сказал о китайцах — после этого Китай уже не будет Китаем, китайцы не будут китай цами,— быть может, окажется применимым ко всем. И Европа уже не будет Европой, и европейцы не будут европейцами — та кими, какими они ощущали себя во времена де Гроота. Но ведь придут новые китайцы, новые европейцы, образ которых еще скрыт от нас.
При понимании нашей исторической ситуации как преддверия новой эры наш взор все время обращается к прошлому. На воп рос — были ли когда-нибудь подобные радикальные преобразо вания — мы можем ответить только одно: о событиях прометеев ского времени, когда человек только приступал к познанию окру жающего его мира с помощью орудий труда, огня, речи, нам ни-
чего не известии. В исторический же период самым значительным рубежом было то осевое время, о котором шла речь выше. И если мы теперь вновь вступили в период радикального изменения чело веческого бытия, то это не повторение осевого времени, но нечто в корне иное.
Прежде всего но своим внешним чертам: наш технический век универсален не только относительно, как то, что происходило в трех независимых друг от друга сферах осевого времени, но уни версален абсолютно, поскольку он носит глобальный характер. Теперь речь идет не о чем-то взаимосвязанном по своему внутрен нему значению, а фактически разделенном, но о целостности, внутри которой происходит постоянное общение. В наше время этот процесс осознается как универсальный. Эта универсальность должна привести к совершенно иному, чем когда-либо, решению вопроса о человеческом бытии. Ибо если все прежние периоды кар динальных преобразований были локальны, могли быть дополне ны другими событиями, в других местах, в других мирах, если при катастрофе в одной из этих культур оставалась возможность того, что человек будет спасен с помощью других культур, то теперь все происходящее абсолютно и окончательно по своему значению. Вне его нет больше ничего.
Совершенно очевидно, что внутреннее значение происходяще го процесса также носит совершенно иной характер, чем осевое время. Тогда была полнота, теперь опустошенность. Если мы осоз наем близость рубежа, то поймем, что находимся только в стадии подготовки. Наше время — время реального технического и поли тического преобразования, а не время вечных творений. Со всеми своими великими научными открытиями и техническими изобрете ниями наша эпоха скорее подобна времени, когда были созданы орудия труда и оружие, приручены животные, использована ло шадь как средство передвижения, чем времени Конфуция, Лао-цзы. Будды и Сократа. Но о том, что мы готовы поставить перед собой великую цель — вновь преобразовать человеческую приро ду в соответствии с ее истоками, что мы остро ощущаем всю важ ность рокового вопроса, как нам, веруя, превратиться в настоя щих людей, об этом свидетельствует в наши дни все увеличиваю щаяся склонность обращаться к нашим истокам. Та глубина, из которой мы вышли, то подлинное, которое было скрыто под покро вом второстепенных образований, привычных оборотов речи, ус ловностей и институтов, опять обретает голос. Зеркало великого осевого времени человечества послужит, быть может, еще раз од ним из существенных заверений в том, что в своем стремлении по нять самих себя мы должны обратиться к тем глубинам, откуда мы вышли.
О СМЫСЛЕ ИСТОРИИ
Что мы понимаем под всемирно-исгорической точкой зрения? Мы стремимся понять историю как некое целое, чтобы тем самым понять и себя. История является для нас воспоминанием, о кото-. ром мы не только знаем, но в котором корни нашей жизни. Исто рия — основа, однажды заложенная, связь с которой мы сохра няем, если хотим не бесследно исчезнуть, а внести свой вклад в бытие человека.
Исторические воззрение создает ту сферу, в которой пробуж дается наше понимание природы человека. Сложившееся в нашем сознании (картина исторического развития) становится фактором наших стремлений. В зависимости от того, как мы мыслим исто рию, устанавливаются границы наших возможностей, открывается перед нами содержание вещей или возникает искушение, которое уводит нас от действительности. Исторически познанное являет ся — даже в своей достоверности и объективности — не безраз личным содержанием, но моментом нашей жизни. Когда же исто рические данные используются для пропаганды, это восприни мается как ложь об истории. Задача представить себе истори ческий процесс в целом требует от нас всей серьезности и ответст венности.
Можно по-разному относиться к нашему историческому прош лому: в одном случае мы созерцаем в нем близкое нашему сердцу величие. Мы черпаем силы в том, что было, что определило наше становление, что является для нас образцом. Совершенно без различно, когда жил великий человек. Все располагается как бы на одной, вневременной плоскости значимого. Исторические данные воспринимаются тогда нами как нечто не историческое, а непосредственно присутствующее в пашен жизни.
Но можно н сознательно восиринимаиэ величие прошлого исторически, во временной Поспелова гельносги собьиин. Мы ста вим вопрос о времени и месте происходившего. Цель '-/го путь во времени. Время расчленено. Не все всегда было, каждая эпоха обладает своим особым величием. В значении прошлого были свои вершины н спады. Бывают :»похи покоя, которые как будто создают го, что будет существовать вечно, .жохи, которые сами
-МО
ощущают себя как некое завершение. Но бывают и эпохи больших перемен, переворотов, которые в своем крайнем выражении прони кают едва ли не в самую глубину человеческого бытия.
Поэтому вместе с историей меняется и историческое мышле ние. В наше время оно определяется осознанием кризиса, которое в течение последних ста лет или более постепенно углублялось и теперь характеризует мышление почти всех людей.
Уже Гегель видел закат европейского мира. «Сова Минервы начинает свой полет в сумерки» (31),— говорил он о своей собст-Д. венной философии; однако у него это было сознанием не гибели, а завершения.
Своей кульминации сознание кризиса достигло у Кьеркегора и Ницше. С этого момента получает широкое распространение идея поворота в историческом развитии, завершения истории в ^ том смысле, какой ей придавали раньше, идея радикального изме нения самого человеческого бытия.
После первой мировой войны речь шла уже не только о закате Европы, но о закате всех культур. Появилось ощущение конца че ловеческого существования вообще, преобразования, охватываю щего все народы и всех людей без исключения, которое ведет то ли к уничтожению, то ли к рождению нового. Это еще не было самым концом, но знание о том, что конец возможен, стало всеобщим.
* Одни воспринимали это с трепетом и уж.асом, другие — с полным спокойствием, то с натуралистически-биологических или социоло гических позиций, то с метафизически-субстанциальных. Настрое ние Клагеса, Шпенглера или Альфреда Вебера резко отличается
• друг от друга. Однако никто из них не сомневается в реальности кризиса, беспримерного по своему историческому значению.
Понять, ощущая эту близость кризиса, себя и нашу современ ную ситуацию должно помочь нам знание истории,
Одно, как мы полагаем, должно устоять во всех катаклизмах:
человек, как таковой, и его самоосмысление в философствовании. Ведь и в периоды упадка — учит нас история — существовало высокое философское мышление. ,^ Воля к самопониманию с универсально-исторических позиций и является, быть может, выражением подобного непоколебимого стремления к философствованию, которое в поисках своей основы взирает на будущее, не пророчествуя, но веря, не приводя в уны ние, но ободряя. Нашему воспоминанию истории не должно быть ,* пределов вширь и вглубь. Значение истории как целого мы, пожа луй, лучше всего поймем, достигнув ее границ. Эти границы мы постигаем, сопоставляя историю с тем, что не есть история, с тем, что ей предшествует и что находится вне ее, и, проникая в конкрет но-историческое, для того, чтобы понять его глубже, лучше и шире.
На вопрос о значении исторического целого мы, однако, окон чательного ответа не получаем. Между тем уже самый этот вопрос
241
и критически углубляемые попытки получить на неги ответ помо гают нам преодолеть скоропалительные выводы, сделанные на основе мнимого знания, которое сразу же исчезает; преодолеть склонность к неоправданным нападкам на свое время, критиковать которое так легко, к осуждению тотальных банкротств, которые уже кажутся едва ли не старомодными, к претензиям на способ ность дать людям нечто совершенно новое, основополагающее, что нас спасет, и противопоставляя это всему развитию от Плато на до Гегеля или Ницше, которое это новое якобы преодолевает. Собственному мышлению придается тогда поразительно большое значение, несмотря на всю скудость его содержания (мимикрия предельной, но обоснованной структуры сознания у Ницше). Одна ко помпезное отрицание и заклинание пустоты еще не есть собст венная действительность. Сенсация, вызванная борьбой, может служить основой мнимой духовной жизни лишь до той поры, пока не растрачен капитал.
То, что составляет в истории лишь физическую основу, что возвращается, сохраняя свою идентичность, что есть регулярно повторяющаяся каузальность,— все это неисторическое в истории.
В потоке того, что только происходит, историчность высту пает как нечто своеобразное и неповторимое. Она являет собой традицию, сохраняющую свою авторитетность, и в этой традиции континуум, созданный воспоминанием об отношении к прошлому. Историчность — это преобразование явления в сознательно прове денных смысловых связях.
^ В историческом сознании присутствует нечто исконно свое, индивидуальное, значение которого не может быть убедительно обосновано какой-либо общей ценностью, присутствует сущность в своем исчезающем временном облике. Историческое подвержено разрушению, но во времени оно вечно. Отличительная черта этого бытия состоит в том, что оно есть история и не обладает длитель ностью на все времена. Ибо в отличие от того, что просто происхо дит, служит только материалом для простого повторения общих форм и законов, история есть то происходящее, которое, пересе кая время, уничтожая его, соприкасается с вечным.
Почему вообще существует история? Именно потому, что чело век конечен, незавершен и не может быть завершен, он должен в своем преобразовании во времени познать вечное, и он может познать его только на этом пути. Незавершенность человека и его историчность — одно и то же. Границы человеческой природы исключают ряд возможностей. На Земле не может быть идеального состояния. Не существует правильного мирового устройства. Нет совершенного человека. Постоянно повторяющиеся конечные сос тояния возможны только как возврат к естественному ходу собы тий. Из-за того, что в истории постоянно действует незавершен ность, все должно беспрерывно меняться. История сама по себе
242
не может быть завершена. Она может кончиться лишь в резуль тате внутренней несостоятельности или космической катастрофы.
Однако вопрос, что же в истории есть собственно историче ское в его завершении волею Вечного, заставляет нас обратить на него внимание, но вынести об историческом явлении полное и окон чательное суждение мы не можем. Ибо мы — не божество, тво рящее суд, а люди, пользующиеся своим мышлением; чтобы сопри коснуться с историчностью, которую мы тем настойчивее ищем, чем лучше мы ее понимаем. История — это одновременно нронс- у ходящее и его самосознание, история и знание истории. Такая история как бы со всех сторон граничит с бездной. Если она ока жется низвергнутой в нее, она перестанет быть историей. В нашем сознании она должна быть объединена и вычленена следующими основными свойствами:
Во-первых, история обладает границами, которые отделяют ее Во-вторых, в истории есть внутренние структуры, формирую щиеся посредством превращения простой реальности индивиду ального и неизбежно погибающего. История становится таковой лишь посредством единения всеобщего и индивидуального, но таким образом, что она показывает индивидуальность неповто римого значения, единично-всеобщее. Она есть переход как выра жение бытия.
В-третьих, история становится идеей целого, если задать воп рос: в чем состоит единство истории?
Бездны: бездна природы — вне истории и в качестве вулка нической основы истории, в качестве основы являющей себя в исто рии реальности в ее исчезающем переходном бытии, в бесконеч ной разбросанности, из которой все время стремится сложиться то единство, которое всегда ставится под вопрос. Способность ви деть и осознавать все эти бездны углубляет понимание подлинно исторического.
I. ГРАНИЦЫ ИСТОРИИ
1. Природа и история
Мы представляем себе историю человечества как незначитель ную часть жизни на Земле. Следовательно, история человечества очень коротка (она возникла не раньше конца третичного перио да *Г~что тоже вызывает сомнение) по сравнению с историей растительного и животного мира,. кбТОртя" охватывает свою историю Земли. Известная же нам история в 6000 лет^ в свою очередь, составляет короткий периад по_сравнению с долгой до исторической эпохой человеческого существования, измеряемой сотнями,тысячелетий.
Это представление нельзя считать неверным. Однако в нем еще нет того, что является, собственно говоря, историей. Ибо
'I исто^)ия_с^ществ^ет де сама по себе, подобно природе, а на осно вании при роды ^которая существовала с незапамятных времен, есть и__тепе]оь и является той основой, на которой зиждется все то, что составляех-.нащ.у .жизнь.
Мы. ^овор^цл, правда, об истории природы и истории челове чества. Общим для них является необратимость процесса их развития во "времени. Однако по своей ^сущности и значимости они различны. •
Природа не осознает себя в своей истории. Это — процесс, который просто идет, не осознавая себя,— осознает его человек. Сознание и преднамеренность не являются присущим ему фак тором.
По человеческим масштабам эта история идет очень мед ленно. Видимыи~аспект ее в масштабе человеческой жизни — просто повторение одного и того же. В этом смысле природа неисторична (32).
Поэтому рассматривать историю аналогично тому процес су, который происходит в природе,—не что иное, как следствие нашей привычки мыслить в категориях мира природы.
1. Если исходить из представления о бесконечном возник новении и исчезновении, о гибели и повторении — в бесконеч ности времени содержится шанс для всего, но нет пронизываю щего время смысла,— то подобное представление исключает историю как таковую.
2. В ходе жизненного процесса человек возникает как разно видность животного. Человек распространяется по поверхности земного шара, подобно другим, хотя и не всем, формам жизни.
3. Человечество в целом есть жизненный процесс. Оно растет, достигает расцвета, стареет и умирает. Однако все это восприни мается не как единое развитие человеческого рода, а как много кратный, повторяющийся процесс развития человеческих куль тур, существующих последовательно или параллельно. Из аморф ного материала, близкого к природе человечества, формируются культуры как исторические образования, которым свойственны закономерность развития, жизненные фазы, начало и конец. Эти культуры подобны организмам, черпающим в себе самих силы жизни, не влияющим друг на друга; однако в своем соприкосно вении они модифицируют Друг друга или мешают друг другу.
При таком понимании в категориях природного мира под линная история исчезает из поля зрения исследователя.
2. Наследование и традиция
Мы, люди, являемся природой и историей одновременно. Наша природа являет себя в наследовании, наша история — в традиции. Стабильности наследования, в силу которого мы как природные существа не меняемся в течение тысячелетий, про тивостоит неустойчивость нашей традиции: сознание может по гаснуть, и нет в веках такой духовной ценности, которой бы мы надежно владели.
Исторйче.скии процесс„может прерваться^ е?ли^йм .забудем Ь о том. .чего .мы достигли, или^если^остйшутое.-ыами-яа^протя-'' жении_ис1о.рии .йсчезнет"й~з нашей жизди. Даже почти бессозна тельная стабильность образа жизни и мышления, сложившаяся в силу привычки и само собой разумеющейся; веры, стаблльность, которая повседневно формируется всей совокупностью, общест венных условий и как будто коренится в самых глубинах нашего существования, начинает колебаться, как только меняются обще ственные условия. Тогда повседневность, порывает с традицией, утрачивается исторически- сложившийся этос,- привьтешяе фермы жизни распадаются и -воцаряется полнейшая неуверенность. Атомизированныйчеловек становится случайной массой неисто рически сложившейся жизни, которая; будучи все-таки, человек ческой жизнью, преисполнена — открыто ялм тайне •„ под покрог вом витальнои силы своего существования — тревоги и страха.
Другими .словами, нй-ласдедйаацие^а-драдцция... -дед аех^нас люд,ь,м.и. То, чем человек обладает наследствен_но„^прак1_ически нерушимо; традиция же- может быть..додйсиаЙГуДйРЯна.
Традиция уходит св(?има.а»Р.НЯМХ,.А-Г-ауби.ны,дойетййии. Дна охватывает все то, ч т о^не^двдаетхя.йиоА&Ричееки-наследуемым, а составляет историческую ,.субс1андию^.шелоа&цесхо1'в-4ытия.
Длительная доистория, короткая история—что означает это различие?
В начале, истории, обнаруживается.декии как бы накоплен ный в доисторич.ескую,,эпйху-1мп№тал>-ц^»дано.
Значение этой субстанции раскрывается посредством со вершающегося в истории духовного процесса. В ходе этого про цесса она претерпевает изменения. Рщть мпжат^а-истории возник-
НуТ н»вц^_ц("г01"4> КОТОрЫЙ 11—^^тт^тш—^^а^лпбй^—, ЦЁДуияй-
•"ий прцмей_тайш:а,.ройа* являет_..собои ,-осевее- врвмв*—-»-В истории есть направление, которое ведет к отрыву от суб станциальных предпосылок, от традиций, к тому, что составляет голое мышление, будто в этой лишенной субстанциальности сфере чистой рациональности (гаНо) может быть что-либо созда но. Это — просвещение, которое наперекор самому себе не про свещает, а ведет в пустоту.
4. Выводы
Мы пытаемся постигнуть единство истории в образах целого, в ко торых историчность человечества выступает в качестве эмпириче ски обоснованных структур; при этом основным фактором остает ся безграничная открытость будущего и краткость начала: мы только начинаем. История для будущего фактически бесконечна, а качестве прошлого она — открытый интерпретации беспредель ный мир смысловых соотношений, которые, во всяком случае иног да, как будто сливаются во все расширяющемся общем смысло вом потоке.
Тема данной книги — не одна из общих категорий, не истори ческие законы, а проблема единства истории в его фактическом, зримом, единичном образе, который не есть закон, но составляет тайну истории. Этот образ мы называем структурой истории. Мы видим свою задачу в том, чтобы постигнуть ее как духовную дейст вительность человеческого бытия в определенных пространствен но-временных рамках.
Интерпретирующее рассмотрение становится моментом воли. Единство становится целью человека. Изучение прошлого соотно сится с этой целью. Оно сознательно используется в качестве при мера мира в едином мире, устанавливаемого посредством право вого порядка для устранения нужды и завоевания счастья по воз можности для всех.
Однако эта цель предполагает лишь создание общей для всех основы существования. Единство условий для всех человеческих возможностей было бы, правда, чрезвычайно важно, но это — не конечная цель, а тоже только средство.
Мы ищем единство на более высоком уровне — в целостности мира человеческого бытия и созидания. Стремясь к этому, мы об ретаем единство предшествующей истории посредством выявле ния того, что касается всех людей, существенно для всех.
Однако значение этого может открыться только в динамике че ловеческого общения. В притязании на безграничную коммуника цию находит свое выражение взаимосвязь всёх~людей в возмож ном понимании. Однако единство не исчерпывается познанным, сформулированным, целесообразным или образом цели, оно зак лючено во всем этом лишь тогда, если в основе всего лежит комму никация человека с человеком. Теперь возникает последний воп рос.
Состоит ли единство людей в их единении в рамках общей ве ры, в объективности того, что всем представляется истинным в
мысли и вере, в организации одной вечной истины посредством глобального авторитета?
Или же единство, доступное нам, людям, в своей истине — только единство в коммуникации наших многообразных истори ческих истоков, сопричастных друг другу, но не тождественных в явлении мысли и символа,— единство, которое в своем многооб разии скрывает единое, то единое, которое может сохранить свою истинность только в воле к беспредельной коммуникации в качест ве бесконечной задачи, которая стоит перед не знающими завер шения человеческими возможностями?
Все утверждения о совершенной чуждости людей, о невозмож ности взаимопонимания — не что иное, как выражение разочаро ванности, усталости, отказ от выполнения настоятельного требо вания человеческой природы, возведение невозможности данного момента в абсолютную невозможность, угасание внутренней го товности (33).
Единство истории как полное единение человечества никогда не будет завершено. История замкнута между истоками и целью, в ней действует идея единства. Человек идет своим великим исто рическим путем, но не завершает его в реализованной конечной цели. Единство человека — граница истории. А это значит: достиг нутое завершенное единство было бы концом истории. История — движение под знаком единства, подчиненное представлениям и идеям единства.
Согласно подобным представлениям, единство выражается в следующем: человечество, по-видимому, возникло из единых исто ков, выйдя из которых оно развивались в бесконечной изолирован ности, а затем стало стремиться к воссоединению. Однако это об щее происхождение — в своем эмпирическом обосновании — погружено во мрак. Повсюду, где .мы видим людей, они рассеяны я различны как индивидуумы и как расы; мы видим множество куль тур на разной стадии развития, различное их возникновение, кото рому, несомненно, уже предшествовало неведомое нам существо вание человека. Единство ведет нас за собой в качестве представ ления о некоем образе, завершенном г.о взаимности множества лю дей. Однако подобные представления всегда неопределенны.
Представления о единстве обманывают, если они выступают как нечто большее, чем символы. Единство в качестве цели — бес предельная задача; ведь все становящиеся для нас зримыми виды единства — частичны, они лишь предпосылки возможного един ства или нивелирование, за которым скрывается бездна чуждости, отталкивания и борьбы.
Завершенное единство не может быть выражено ясно и непро тиворечиво даже в идеале. Такое единство не может обрести реаль ность ни в совершенном человеке, ни в правильном мироустройст ве или в проникновенном и открытом взаимопонимании и согла-
сии. Единое — это бесконечно далекая точка соотнесения,, однов ременно истоки и цель; это — единство трансцендентности. В ка честве такового оно не может быть уловлено, не может быть исклю чительным достоянием какой-либо исторической веры, которая могла бы быть навязана всем в качестве абсолютной истины.
Если мировая история в целом движется от одного полюса к другому, то происходит это таким образом, что все, доступное нам, заключено между этими полюсами. Это—становление единств, преисполненные энтузиазмом поиски единства, которые сменяются столь же страстным разрушением единств.
Так, глубочайшее единство возносится до невидимой религии, достигает царства духов, которые встречаются друг с другом и принадлежат друг другу, тайного царства открытости бытия в сог ласии душ. Напротив, историчным остается движение между на чалом и концом, которое никогда не приходит к тому, что оно, по существу, -означает, но всегда содержит его в себе.
V. ПРЕОДОЛЕНИЕ ИСТОРИИ
Мы убедились: история не завершена, она таит в себе бесконеч ные возможности; любая концепция познанного исторического целого разрушается, новые факты открывают в прошлом не за
меченную нами раньше истину. То, что прежде отпадало как не существенное, обретает первостепенную значимость. Завершение истории кажется нам невозможным, она движется из одной беско нечности в другую, и бессмысленно прервать ее может лишь внеш няя катастрофа.
Мы внезапно ощущаем неудовлетворенность историей. Нам хотелось бы прорваться сквозь нее к той точке, которая предшест вует ей и возвышается над ней, к основе бытия, откуда вся исто рия представляется явлением, которое никогда не может быть внутренне «правильным»; прорваться туда, где мы как бы приоб щимся к знанию о сотворении мира и уже не будем полностью подвластны истории. Однако вне истории для нас в области зна ния нет архимедовой точки. Мы всегда находимся внутри исто рии. В стремлении достигнуть того, что было до истории, что про ходит сквозь нее или будет после нее, всеобъемлющего, самого бытия, мы ищем в нашей экзистенции и трансцендентности того определения, чем могла бы быть эта архимедова точка, если бы она могла быть выражена в форме современного знания.
1. Мы выходим за границу истории, когда обращаемся к при роде. На берегу океана, в горах, в буре, в льющихся лучах восхо дящего солнца, в игре красок стихии, в безжизненном полярном царстве снега и льда, в девственном лесу — повсюду, где мы слы шим голос неподчинивщейся человеку природы, мы можем внезап но почувствовать себя свободными. Возврат к бессознательной жизни, возврат в еще большую глубину и ясность безжизненной стихии может возбудить в нас ощущение тишины, восторга, единства, свободного от боли. Однако это обман, если мы видим в нем нечто большее, чем случайно открывшуюся тайну молчали вого бытия природы, этого бытия по ту сторону всего того, что мы называем добром и злом, красотой и уродством, истиной и ложью, этого бросающего нас в беде бытия, не знающего ни сострадания, ни жалости. Если мы действительно обретаем там прибежище, то это значит, что мы ушли от людей и от самих себя. Если же мы видим в этом мгновенном пленяющем нас соприкосновении с при родой немые знаки, которые указывают на нечто, возвышающееся над всей историей, но не открывают его, тогда в этом соприкоснове нии с природой заключена истина, так как оно открывает перед нами путь, а не удерживает нас у себя.
2. Мы выходим за границы истории в сферу вневременной зна чимости, истины, не зависящей от истории, в сферу математики и всепокоряющего знания, всех форм всеобщего и общезначимого, которая не ведает преобразований, всегда есть — познанное или непознанное. В постижении этой ясности значимого мы подчас ощущаем душевный подъем, обретаем твердую точку, бытие, кото рое постоянно есть. Однако и в этом случае мы идем по неверному пути, если держимся за него. И эта значимость — знак, в нем не заключено содержание бытия. Это постижение странным обра зом не затрагивает нас, оно открывается в процессе все большего проникновения в него. Оно есть, в сущности, форма значимости,
277
тогда как его содержание отражает бесчисленное множество су щего, но никогда не отражает бытие. Здесь в устойчиво сущест вующем находит покой только наш рассудок, не мы сами. Однако тот факт, что эта значимость есть независимая и освобожденная от истории, в свою очередь указывает на вневременное.
3. Мы выходим за границы истории в область основных пластов историчности, т. е. обращаясь к историчности мироздания в целом. От истории человечества ведет путь к той основе, откуда вся при рода — сама по себе неисторичная — озаряется светом исторично сти. Однако это доступно только спекулятивному мышлению, для которого служит своего рода языком тот факт, что навстречу историчности человека как будто что-то движется из недр природы в своем собственном биологическом облике, в ландша4>те и явле ниях природы. Сами по себе они лишены смысла и случайны, являют собой катастрофы или равнодушное пребывание в мире, и все-таки история как бы одухотворяет их, будто они соответст вуют друг другу и выросли из одного корня.
4. В эту сферу историчности нас приводит историчность нашей экзистенции. Из точки, где мы в безусловности своей ответствен ности и выбора своего места в мире, своего решения, понимания того, что мы подарены себе в любви, становимся бытием, пере секающим время в качестве историчности,— из этой точки падают лучи света на историчность истории посредством нашей коммуни кации, которая, проходя через все исторически познаваемое, дости гает экзистенции. Здесь мы выходим за границы истории в сферу вечного настоящего, здесь мы в качестве исторической экзистен ции, пребывающей в истории, преступаем границы истории.
5. Мы преодолеваем историю, двигаясь к бессознательному. Дух человека сознателен. Сознание — то средство, вне которого нет ни знания, ни опыта, ни человеческого бытия, ни отношения к трансцендентности. То, что не есть сознание, называется бессоз нательным. Бессознательное — это негативное, бесконечное по многозначности своего содержания понятие.
Наше сознание направлено на бессознательное, т. е. на все то, что мы находим в мире, что не сообщает нам, однако, своей внутренней сущности. Наше сознание опирается на бессознатель ное, оно все время вырастает из бессознательного и возвращается к нему. Однако узнать что-либо о бессознательном мы можем только посредством сознания. В каждом сознательном действии нашей жизни, особенно в каждом творческом акте нашего духа, нам помогает бессознательное, присутствующее в нас. Чистое сознание ни на что не способно. Сознание подобно гребню волны, вершине над широким и глубоким основанием.
Это составляющее нашу основу бессознательное имеет двоякий смысл: бессознательное как природа, всегда покрытая мраком, и бессознательное как ростки духа, стремящегося быть открытым.
Если мы преодолеем историю, превратим ее в бессознательное в качестве сущего, которое открывается в явлении сознания, то это бессознательное никогда не будет природой, но будет тем, что
27Й
являет себя в создании символов, в языке, в поэзии, изображении и самоизображении, в рефлексии. Мы живем, не только основы ваясь на нем, но и стремясь к нему. И чем отчетливее сознание выявляет его, тем оно становится субстанциальнее, глубже, шире в своем присутствии. Ибо в нем пробуждаются те ростки, чье бодрствование усиливает и расширяет его самого. Дух в своем движении в истории расходует не только нреднайденное бессоз нательное, но и создает новое бессознательное. Однако обе эти фирмы выражения неправильны перед лицом единого бессозна тельного, проникновение в которое есть не только процесс исто рии духа, но которое есть бытие над, до и после всякой истории.
-Однако в качестве бессознательного оно определяется только негативно, с помощью этого понятия нельзя обрести шифр бытия, к чему тщетно стремился Э. Хартман * в мире позитивистского мышления. Бессознательное значимо лишь постольку, поскольку оно получает определенный образ в сознании и тем самым пере стает быть бессознательным. Сознание — это действительное и истинное. Наша цель — углубленное сознание, а не бессозна тельное. Мы преодолеваем историю, обращаясь к бессознатель ному, чтобы тем самым прийти к углубленному сознанию.
Тяга к бессознательному, всегда охватывающая нас в беде, обманчива. Она остается таковой, пытается ли вавилонский бог повернуть вспять развитие шумного мира словами: «Я хочу спать» *, мечтает ли человек западной культуры вернуться в рай, в состояние, в котором он пребывал до того, как вкусил плод с дре ва познания, считает ли он, что ему лучше бы не родиться, призы вает ли вернуться к естественному состоянию до возникновения культуры, видит ли в сознании угрозу, полагает ли, что история пошла по ложному пути и ее надо повернуть вспять,— все это одно и то же в различных формах. Это не преодоление истории. а попытка уклониться от нее и от своего существования в ней.
6. Мы преступаем границы истории, когда видим человека в его высочайших творениях, в которых он сумел как бы уловить бытие и сделать его доступным другим. То, что в этой области, сделано людьми, позволившими уничтожить себя вечной истине, становле ние которой осуществилось в языке, выходит за пределы истории, сохраняя, правда, исторический облик, и ведет нас через мир исто рии к тому, что есть до всякой истории, и благодаря ей становится понятным нам языком. Тогда уже не встает вопрос: откуда и куда, вопрос о будущем и прогрессе, но во времени есть нечто, что уже не есть просто время и приходит к нам через все временное как само бытие.
История становится путем к надысторическому. В созерцании величия — в сотворенном, свершенном, мыслимом — история све тит как вечное настоящее. Она уже не просго удовлетворяет лю бопытство, а становится вдохновляющей силой. Величие истории в качестве предмета нашего благоговения связывает нас со сферой, возвышающейся над историей.
7. Понимание истории в ее целостности выводит нас за преде-
279
лы истории. Единая история перестает быть исгорией. Уловить это единство уже само по себе означает вознестись над исгорией, достигнуть основы того единства, посредством которого есть это единство, позволяющее истории стать целостностью. Однако это вознесение над историей, стремящееся к единству истории, само остается задачей в рамках истории. Мы живем, нс- обладая зна нием о единстве, но, поскольку мы живем, вырастая из этого единства, наша жизнь в истории становится надысторической.
Вознесение над историей становится заблуждением, если мы уходим от истории. Основной парадокс нашей экзистенции, кото рый заключается в том, что только в мире мы обретаем возмож ность подняться над миром, повторяется в нашем историческом сознании, поднимающемся над историей. Нег пути в обход мира, путь идет только через мир, нет пути в обход истории, путь идет только через историю.
8. Взирая на долгую доисторию и краткую историю челове чества, мы невольно задаем вопрос: не является ли исгория на 4юне этих сотен тысячелетий преходящим явлением:1 На этот вопрос, по существу, ответить нельзя, разве только общей фра зой: то, что имеет начало, имеет и конец, пусть он придет даже через миллионы или миллиарды лет
Однако ответ, который не может нам дать наше эмпирическое знание, является излишним для нашею осознания бытия. Ибо даже если допустить, что наше представление об истории значи тельно модифицируется в зависимости от тою, видим ли мы в исто рии бесконечный прогресс или различаем тень ее конца, сущест венным остается для нас то, что историческое знание в целом не есть последнее знание. Все дело в том, чтобы воспринимать настоя щее как вечность во времени. История ограничена далеким гори зонтом, в котором настоящее значимо как прибежище, некое утверждение себя, решение, выполнение. Вечное являет себя как решение во времени. Для трансцендирующею сознания экзистен ции история растворяется в вечности настоящего.
Однако в самой истории перспектива времени остается, быть может, еще в виде длительной, очень длительной истории челове чества на едином теперь земном шаре. В эгой перспективе каждый человек должен задать себе вопрос - какое место он гам займет, во имя чего он будет действовать.
|
