А
Б В
Г Д
Е Ж
З И
К Л
М Н
О П
Р С
Т У
Ф Х
Ц Ч
Ш Э
Ю Я
Реферат: Изучение авторской песни в школе как средство эстетического воспитания
Изучение авторской песни в школе как средство эстетического воспитания
Содержание.
Введение.
Ф. М. Достоевский – I часть.
Достойное место среди русских философов.
Философские взгляды в романе «Преступление и наказание».
В. С. Соловьёв – II часть.
1. Неверующий человек.
2. Своя правда.
3. Гармоническая связь органов.
4. Сущность мира.
Заключение.
Ссылки.
Литература.
Введение.
Между демократами, с одной стороны, и реакци онерами, с другой (Победоносцев, К. Леонтьев), находилась третья, как бы средняя линия в русской философии второй половины XIX — начала XX века. Нынешние радикальные реформаторы под русской философией понимают только эту, третью линию, напрочь отбрасывая, например, Чернышевского. В какой-то мере такая реакция объясняется тем, что русским революционным демократам в советское время пелась осанна (людьми, которые часто не понима ли их и, по сути дела, были враждебными идеям Белинского и Чернышевского), а В. Соловьев, Н. Бердяев, П. Флоренский либо не упоминались, либо предавались проклятию. Усилиями современных сикофантов Чернышевский был превращен в некое подобий «красно-коричневого» чудища, на которого, например, В. Соловьев должен был бы взирать с непреодолимым отвращением.
На самом деле отношение В. Соловьева к Чернышевскому было совершенно иным. Вот какими словами заканчивается заметка В. Соловьева о Чернышевском: «Никакой позы, пряженности и трагичности; ничего мелкого и злобного; чрезвычайная простота и достоинство. В теоретических взглядах Чернышевского (до катастрофы) (то есть ареста и ссылки. — В.А.) я вижу важные заблуждения...Но нравственное качество его души было испытано великим испытанием и оказало полновесным. Над развалинами беспощадно разбитого существования встает тихий, грустный и благородный образ мудрого и справедливого человека»1.
Соловьев, Достоевский и другие русские философы, близкие к ним, отличались от революционных демократов тем, что были убежденными идеалистами, частью даже теологами — и противниками революции. аргументы, которые выдвигает русская религиозно-идеалистическая философия второй половины ХIХ—XX веков против социализма, это аргументы не социально-экономического, а общефилософского и этического порядка.
Ф. М. Достоевский – I часть.
1. Достойное место среди русских философов.
Огромное место в истории русской и мировой философ ской мысли занимает великий писатель-гуманист Ф. М. До стоевский (1821—1881).
В своих общественно-политических исканиях Достоевский пережил несколько периодов. После увлечения идеями утопического социализма (участие в круж ке петрашевцев) произошел перелом, связанный с усвоением им религиозно-нравственных идей. Начиная с 60-х годов испо ведовал идеи почвенничества, для которого была характерна религиозная ориентированность философского осмысления судеб русской истории. Вся история человечества с этой точки зрения представала как история борьбы за торжество христиан ства. Самобытный путь России в этом движении заключался в том, что на долю русского народа выпала мессианская роль носителя высшей духовной истины.
“ Он призван спасти чело вечество через «новые формы жизни, искусства» благодаря ши роте его «нравственного захвата»”2. Таким образом, Достоевский делал упор на «русское решение» социальных проблем, свя занное с отрицанием революционных методов общественной борьбы, с разработкой темы об особом историческом призва нии России, способной объединить народы на основе христиан ского братства.
Философские взгляды Достоевского приобрели небывалую нравственно-эстетическую глубину (отсюда тезис — «красота спасет мир»), взятую под углом зрения религиозной идеи.”В понимании человека Достоевский выступал как мыслитель экзистенциально-религиозного плана, пытающийся через приз му индивидуальной человеческой жизни решить «последние вопросы» бытия”3. Он развивал специфическую диалектику «идеи» и «живой жизни», при этом идея для него обладает бытийно-энергической силой, и в конце концов живая жизнь человека есть не что иное, как воплощение, реализация идеи («идееносные герои» романов Достоевского). Сильные рели гиозные мотивы в философском творчестве Достоевского про тиворечивым образом сочетались с определенными богоборческими мотивами и религиозными сомнениями. Достоевский оказал сильное влияние на религиозно-экзистенциальное на правление в русской философии начала XX в., а также сти мулировал развитие экзистенциальной и персоналистской фи лософии на Западе.
2. Философские взгляды в романе «Преступление и наказание».
Различие между ницшеанскими установками и глубоко нравственным пафосом, изначально одушевляющим большую русскую литературу в решении той же проблемы предстает особенно разительным, когда обращаемся к роману Достоевского "Преступление и наказание".
Вот они - основные элементы анализируемой "парадигмы, каждый из которых высвечивает особый аспект сознания индивида, желающего утвердить себя в качестве "Сверхчеловека", находящегося "по ту сторону" нравственных норм и моральных законов, значимых, по его убеждению, лишь для "обыкновенных" людей, но отнюдь не для "необыкновенных" :
1. Предпосылка сознания этого типа - все то же убеждение на счет полнейшего отсутствия "высшей правды", возникающее при виде несправедливостей, творящихся вокруг, и усиливаемое личными невзгодами и неурядицами; иначе говоря, вывод о том, что "правды нет - и выше", делается на основе констатации факта отсутствия ее "на земле".
2. Отсюда стремление утвердить эту "правду" самому, так сказать, на свой страх и риск, и стало быть - как свою собственную, самоличную правду; "мою" правду я хочу предложить взамен отсутствующей - как на земле, так и на небе.
3. Но как только я начинаю размышлять о том, как бы мне осчастливить человечество, утвердив среди людей мою правду, я замечаю, что кое-какая, правда меж людьми все-таки обетается.
4. Итак, я прихожу к заключению, что, с одной стороны, есть я со своей правдой (разумеется, высшей), а с другой - "обыкновенные" люди с их кое-какими правденками, не выдерживающими, на мой взгляд, "строго логического" анализа, например, тоже самое "не убий", которое ведь попирается на каждом шагу, а потому гроша ломанного не стоит.
5. Вот тут и начинается "арифметика", о которой так много говорит Достоевский как в подготовительных работах к "Преступлению и наказанию", так и в тексте самого романа. Моя "высшая" (самоличная) правда сталкивается с общечеловеческими "правденками", и я прикидываю, в какой мере могу принести их в жертву, облагодетельствовав этой ценой человечество.
"Мне надо было узнать тогда, и поскорее узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею..."
Вот она, та потрясающая глубина нравственной рефлексии, которая осталась недоступной экзистенциалистским трубодурам ницшеанского "Сверхчеловека", пытавшимся обрядить в пышную тогу "благодетеля человечества". Вот она, истинная, а не подложная интеллектуальная совестливость, которой никогда не могли достичь ни Ницше, ни Сартр, желавшие представить себя единственно последовательными борцами против "дурной веры" ("нечистой совести") в Х1Х и ХХ столетиях. В свете
интеллектуальной совестливости (не путать с ницшеанской "интеллектуальной честностью": это - ее антипод!) Достоевского становится совершенно очевидным: знаменитые "метафизические опыты", которые производит экзистенциалистское "я" в целях утверждения "абсолютности" своей "свободы", это всегда, на самом-то деле осуществляемые этим "я" не над самим собою, а над "другим": экспериментирую над "другим", чтобы понять, "кто я есть".
“ Так тренируются "высшие натуры", "господа будущего", "законодатели и установители человечества", приучаясь устанавливать различие между - непременно гениальным - "я" и - обязательно бездарным - "другим", привыкая смотреть на этого последнего как на материал истории, объект разнообразных импровизаций ни чем не детерминированной экзистенции»4
В. С. Соловьёв – II часть.
1. Неверующий человек.
У Владимира Соловьева (сына знаменитого историка С. М. Соловьева) мы встречаемся с самой, пожалуй, мягкой оппозицией к грядущей социалистичекой революции, которая ему представлялась неизбежной или, во всяком случае, очень вероятна. Любопытно, что в ранней юности Соловьев вовсе не был верующим человеком, напротив, увлекался териализмом и материалистическим естествознанием. Чернышевский (сын священника) и Добролюбов в юности страстно верили в Бога. Тем не менее зрелые русские демократы — убежденные атеисты. Но вот что писал о так называемых «русских нигилистах» 60-х годов прошлого века, в частности о Н. Добролюбове, их убежденный противник Николай Бердяев: «Это была структура души, из которой выходят святые». И хотя предшественники больше визма, развивает свою мысль Бердяев, «не понимали тайны Креста, но в высшей степени были способны на жертвы и отречение. Этим они выгодно отличались от христиан своего времени, которые проявляли очень мало жертвенности и были соблазном, отталкивающим от христианства»5.
В самом деле, проповедуя скромность, смирение i самопожертвование, официальная церковь в России XIX века стояла на страже крепостного права, при ветствовала подавление движения «инородцев» за 'вой права (в частности, зверскую расправу с польскими повстанцами в 1862 году) и вообще, как выразился один из «сменовеховцев», А. В. Бобрищев-Пушкин, «вся реакция была пропитана запахом де ревянного масла». Этим в немалой степени объяснял ся массовый атеизм русской свободомыслящей моло дежи 60-х годов XIX века.
Религиозная философия Владимира Соловьева также заключала в себе элементы неприятия офици альной православной церкви, тесно связанной с само державным государством и его интересами. В ответ на это Соловьеву было запрещено публиковать в России свои произведения по религиозно-церковным проблемам. Соловьев оказался в положении «дисси дента» . Критика оголтелого национализма и антисе митизма поздних славянофилов и некоторых предста вителей официальной церкви, философские и теоло гические произведения Владимира Соловьева сдела ли его чрезвычайно популярным среди ищущей интеллигенции. Однако в самый разгар своей напря женной деятельности, когда философ приступил к написанию серии трактатов, в которых излагалась вся его система, он умер в возрасте 47 лет в 1890 году. Владимир Соловьев был не только философом-теологом но и чрезвычайно талантливым поэтом, о кото ром с восторгом отзывался Александр Блок.
Главное философское произведение В. Соловье ва — «Чтения о Богочеловечестве». В самом начале этого произведения Соловьев утверждает, что социа лизм — более справедливая общественная система, чем капитализм. Капитализм порождает только формальное равенство, а социализм идет дальше, он дает людям равные права на саму жизнь — жилище, образование, здоровье. Соловьев считает, что забота социализма о материальной стороне жизни вполне естественна, справедлива и прогрессивна, ибо, как он пишет, материя тоже имеет свои права. Но чело век — это не только материя. В самом деле, как только мы удовлетворим все материальные потреб ности, то нам становится невыносимо скучно жить. Скучно — и страшно. Ведь что впереди — неизбеж ная смерть.
Один из русских религиозных философов «сереб ряного века», В. Эрн так продолжает мысль Соловьева: «Жизнь тогда сведется к ожиданию каждым человеком своей казни... Тогда и земля, превращенная в сад, станет не местом веселия и радостной жизни, а местом уныния, страха, отчаяния и, главное, заключения. Это будет тюрьма, устроенная столь гигиенически и удобно, что людям ничего не останется желать в этом направлении, и в этой тюрьме будут гулять и жить «на свободе» — только приговоренные к смерти»6. Русские религиозные философы знал ответ на этот вопрос Н. Чернышевского, но этот ответ их не удовлетворял. По мнению русского материалиста, богатые, обеспеченные люди томятся от праздности, ибо их жизнь тоже ненормальна, как и существование бедных. Однако если бедные страдают от чрезмерного труда, то богатые — от недостатка труда. Когда все будут заняты интересным и содержательным, но не изнурительным трудом, тогда исчезнет скука и связанные с ней ложные проблемы.
В рассуждениях Чернышевского есть свой резон. Большинство людей тяжелого труда, пожалуй, согласились бы с ним. В самом деле, когда вы, например тонете в воде, то ждете от стоящих на суше прежде всего, чтобы они вытащили вас из воды, а не слов о том, что на суше тоже есть свои проблемы. Чернышевский прежде всего думал о спасении людей нищеты, которая делает их больными, невежественными, даже злобными и мстительными. Между тем русского революционного демократа часто обвиняют в том, что он был ограниченным человеком и высшие философские интересы были ему чужды. Это обвине ние несправедливо, Чернышевский — крупный мыс литель. Но все его мысли были подчинены главному делу — избавлению народа от физического и духов ного вымирания. Тот же, утверждал Чернышевский, кто считает это дело в настоящий момент второсте пенным, глубоко безнравствен.
2. Своя правда.
Но и на стороне В. Соловьева есть своя правда. Условно говоря, человек гибнет не только от воды, на суше его тоже подстерегают многие опасности. Сытость и увлекательный труд — обязательные усло вия нормального человеческого существования, но недостаточные. Кстати, один из последователей Геге ля, Маркса и Чернышевского, советский философ М. Лифшиц, писал, что в будущем обществе, избав ленном от нищеты, человек будет более остро чувст вовать трагичность своего существования.
В самом деле, если человек обречен на смерть, на растворение в страшном океане механических, мертвых сил, то он подобен приговоренному к казни. Единственное спасение из этой трагической ситуа ции — вера в то, что в мире есть не только материальное и механическое, но и высшее духовное начало, которое заключает в себе Смысл. Этим началом, считали русские религиозные философы, может быть только Бог. Не существует и не может существовать, писал В. Соловьев, разумного доказательства бытия Бога. Но тем не менее вся духовная жизнь человека основана на том, что в мире есть смысл, без этого убеждения человек становится циником, нигилис том, внутренне разрушается и перестает быть челове ком в собственном значении этого слова.
Вопрос о смысле — это вопрос о присутствии в мире абсолютного начала, абсолютной истины. Если все истины относительны, как многие сегодня счита ют, то тогда нет и Смысла. В. Соловьев решительно против философии плюрализма, согласно которой в мире нет абсолютной правды. Философия плюрализ ма часто отождествляется с духом демократии и свободы. Отрицая присутствие в мире абсолютной истины, утверждая, что истин столько же, сколько людей, и все эти многочисленные истины принципи ально равноправны, эта философия, по сути дела, заменяет истину мнениями. Отрицать право человека на свободу мысли, конечно, недемократично. Но одно дело — утверждать свободу мышления, другое — считать, что нет и не может быть единой, абсолютной истины.
Философия плюрализма тоже, конечно, в чем-то права. Представьте себе, что всех нас заставили бы полюбить какую-нибудь одну еду или один цвет. Но, как известно, на вкус и цвет товарищей нет. Почему? Потому, что люди разные и потребности у них тоже» разные. У одного организм требует одних веществ, у другого — других. Выравнивать всех под одну линей ку — деспотизм, прямое отрицание свободы. И это, разумеется, прекрасно знает В. Соловьев. Но в защи ту своей позиции он приводит другой пример.
Вообразите, что сердце вздумало бы работать не так, как необходимо для легких, печени, почек и так далее, а эти последние органы тоже стали бы дейст вовать произвольно. Такая ситуация — не выдумка, а реальность разрушительной болезни. Разрастание раковых клеток — это проявление их «свободы» oт потребностей организма. Когда все наши органы в клетки начинают тянуть в свою сторону, подобна» лебедю, раку и щуке в басне, то достигается абсолют ный плюрализм — тело распадается на более элементарные химические элементы, иначе говоря, гниет. Химические элементы становятся свободными от биологических связей, но органы организма, как и весь Свидетельствует ли этот пример о необходимости деспотического подчинения разного ради сохранения единого целого? Вовсе нет, считает В. Соловьев. Ведь свобода сердца, как легких и других органов, заключается не в смерти и разложении, а в нормальной деятельности, позволяющей им развиваться и совершенствоваться. Когда нам свободно дышится? Когда наши легкие здоровы, а они здоровы тогда, когда действуют в гармоническом единстве со всеми другими органами. Их не нужно принуждать к гармони ческой, согласованной деятельности, ибо это согласо вание заключается в их природе, соответствует внут ренним потребностям органов.
3. Гармоническая связь органов
Гармоническая связь органов соединяет их в еди ное целое, и это целое не есть что-то насильственное по отношению к отдельным органам, а условие их свободной деятельности, развития. Закон органичес кого единства и есть абсолютная истина нашего тела. Условие абсолютности истины — единство, а не про извольная плюралистическая множественность. Но это единство не насильственное, не деспотическое, оно вырастает из действительной свободы органов. Каждый из них действует так, как необходимо, по лезно именно для него, но в то же время из этой свободы отдельного вырастает подлинное единство согласования: сердце гонит кровь по всему телу, разнося кислород к другим органам, легкие насыща ют кровь кислородом, желудок вырабатывает пита тельные вещества и т. д. И все это живет, движется, развивается только благодаря единой, абсолютной истине организма — общеобязательной для всех ор ганов тела и вместе с тем свободной.
«Свобода, — заключает В. Соловьев, — есть толь ко один из видов необходимости»7. Но это не софизм, потому что не всякая необходимость может быть свободной, а только та, которую можно назвать орга нической.
Но и органическое единство еще не есть идеал свободы. Свободным в полном смысле слова может быть человек, но не его отдельный орган. Однако для того, чтобы быть действительно свободным, человек должен найти высшее единство или абсолютную истину. Свое учение Владимир Соловьев называет философией всеединства.
Однако высшее единство, продолжает философ, мы не находим в природе, вообще в материальном мире. Материальная природа не есть единый орга низм, в ней господствует вражда отдельных, самосто ятельных существ и тел. &гот принципиальный, если южно так выразиться, плюрализм материальной природы равносилен для Соловьева эгоизму и злу.
Однако и сама природа рассыпалась бы в прах, просто перестала бы существовать, если бы реально не существовало более высокого, чем вражда и эго изм, принципа всеединства, который равнозначен для Соловьева Добру. Что же представляет из себя принцип всеединства — абстрактно общее или реаль но существующее общее (вспомним здесь о средневе ковом споре номиналистов и реалистов)? Для Соло вьева, разумеется, реально существующее общее. Но это реально общее не есть платоновская идея — тут русский философ солидарен с Аристотелем, его кри тикой платоновских идей. Если общее существует реально, то оно должно быть не некоей тенью, а существом. Так, например, единство и абсолютная истина человека есть сам человек, а не некая бесплот ная абстракция, имя.
Точно так же, если вся природа, весь мир имеют абсолютную истину, всеединство, то оно должно заключаться в некоей высшей, но действительно существующей личности. Это и есть Бог. Разумеется, Бог, при всей его реальности, не может быть материальным телом, иначе он был бы только частью материального мира и подчинялся бы его законам. Бог не материален, но, как абсолютная истина бытия, он более действителен, чем материя. Ибо он образует то, что спасает материю от распада и зла, от энтропии эгоизма: «когда же мировая душа перестает объединять собою всех, — все теряет свою общую связь, и единство мироздания распадается на множество отдельных элементов, всемирный организм превращается в механическую совокупность атомов»8.
Выходит, что именно разум приводит нас к мысли о необходимости Бога, и следовательно, бытие его разумно доказуемо? Нет, Соловьев прекрасно понимает, что это не так. Бог — личность, но трансцендентная, то есть потусторонняя, не имеющая ни атома материи. Поэтому, собственно, мы ничего можем сказать о Боге, не можем о нем судить, выше нашего разумного понимания. Единственным действительным доказательством бытия Бога является не разум, а вера.
Иначе говоря, разумом мы можем понять, природа требует всеединства, абсолютной истины, предполагает это всеединство, но разумом открыть это всеединство мы не в состоянии. Поэтому мы можем только верить в абсолютное единое начало бытия, но раскрыть это начало в самом бытии не можем. Оно для нас запредельно, разумно не пости гаемо.
Связующим звеном между запредельным и мате риальным миром является человек. Как единствен ное материальное существо, которому доступна абсо лютная истина и свобода, он принадлежит одной своей стороной к запредельному, трансцендентному миру. Вместе с тем он материален, он часть природы. Больше того, природа нуждается в человеке, ибо только он может привнести в природу начало подлин ной свободы и смысла. Человечество в своем развитии выполняет миссию по преображению природы, оно поднимает ее на ступень абсолютной истины и всее динства. Эта свобода и истина не могут быть дарованы природе свыше, ибо «это для нее явилось бы только как внешний факт, как что-то роковое и насильст венное»9.
Ничего в мире и сама природа не может сущест вовать без свободы и истины. Но первоначально «сво бодным актом мировой души объединяемый ею мир отпал от Божества и распался сам в себе на множество враждующих элементов; длинным рядом свободных актов все это восставшее множество должно прими риться с собою и с Богом и возродиться в форме абсолютного организма»10, то есть стать истинной, настоящей, преображенной, а не унылой и прозаичес кой природой.
Для того чтобы осуществить свою высокую мис сию, человек не должен ограничиться одной только материальной деятельностью, практикой преобразо вания природы. Ведь его подлинная задача — со здание необходимого природе для ее преображения трансцендентного единства. Следовательно, матери альную практику человечество должно органично совмещать с трансцендентной деятельностью. Социа лизм, как считает Соловьев, предполагает материаль ное объединение людей, имеющее вполне материальную цель — достижение равенства и сытости. Этого недостаточно для преображения природы. Необходи мо такое единство людей, которое связывало бы ма териальный мир с запредельным. Этот союз свойстве нен всем религиям мира, но только христианство создает подлинное единство божественного и матери ального. Сначала это единство выступает в форме Человеко-бога — Христа. Затем человечество осу ществляет свою миссию и становится Богочеловечеством.
4. Сущность мира.
Сущность мира — всеединство, абсолютная исти на. Сущность человечества — не эгоистическая раз дробленность, злоба и вражда, а солидарность: «человеко-бог необходимо есть коллективный и универ сальный, то есть всечеловечество, или Вселенская церковь. Богочеловек индивидуален, человеко-бог универсален » 11.
История христианства есть история борьбы узко-материальных и высокодуховных начал в самой цер кви. Западная христианская церковь пыталась вывес ти человечество из заблуждения посредством насилия и обмана (инквизиция), и потому сама впала в ложь и неверие. Современный западный мир подчинен рационалистическому и материальному началу, в нем практически ничего не осталось от истинного учения Христа. (Вот почему, заметим, кстати, многие на современном Западе рассуждают по принципу: если ты такой умный, то почему такой бедный?) «Восток же, то есть Византия и воспринявшие византийскую культуру народы с Россией во главе, остался в сторо не»12.
Но Запад развил деятельное начало в человеке, и хотя результаты его развития отрицательны, они, считает русский философ, были необходимы для че ловечества. «Теперь же сохраненный Востоком боже ственный элемент христианства может достигнуть своего совершенства в человечестве, ибо ему теперь есть на что воздействовать, есть на чем проявить свою внутреннюю силу, именно благодаря освободившему ся и развившемуся на Западе началу человеческо му»13. Будущее человечества, да и всей преображен ной природы, — в синтезе Запада и Востока, причем, России в этом синтезе суждена далеко не последняя роль.
Этот вывод Владимира Соловьева был подхвачен и развит русской религиозной философией конца XIX — начала XX века. Разумеется, каждый фило соф придавал мысли о соединении Запада и Востока свой, иногда очень отличный от духа философии Соловьева, оттенок. Так, например, в годы первой мировой войны Николай Бердяев писал, что захват Россией Константинополя и Дарданелл и есть необхо димый духовный синтез Запада и Востока. Вообще, когда говорят о философии Н. Бердяева, то вспоми нают его главную идею — идею творчества. «...Ис тинная национальная политика может быть лишь творческой»14, — доказывал он. В чем же заключа ется это национальное творчество России, согласно Бердяеву? «Дело идет о мировом духовном преобла дании славянской расы. Мне неприятен весь нравст венный склад германца, противен его формалисти ческий пафос долга, его обоготворение государства, и я склонен думать, что славянская душа с трудом может переносить самые нравственные качества гер манцев, их нравственную идею устроения жизни»15.
Как видим, и русский философ, по крайней мере в годы первой мировой войны, отдал дань расовой идее. И наше счастье, что не на долю России в XX веке выпало воплощать ее в жизнь. Но Бердяев был прав, когда писал, что «мировая война должна вы вести Россию из замкнутого провинциального суще ствования в ширь мировой жизни... Это, во всяком случае, должно произойти если не путем победонос ной силы и прямого возрастания мощи, то путем жертвенного страдания и даже унижения... Самые страшные жертвы могут быть даже нужны народу, и через великие жертвы возможны достижения, кото рые невозможны были для самодовольного и благо получного прозябания»16.
Бердяев имел в виду жертвы в борьбе России за жизненное пространство, за Константинополь и про ливы. Однако русской идеей в XX веке стал не расизм, а братство народов.
Заключение.
Россия в начале XX века выжила благодаря синтезу западного и восточного принципов, но этот син тез оказался совсем не таким, каким его представля ли Владимир Соловьев и его последователи. Хотя религиозные философы Н. Бердяев, К. Леонтьев, братья С. Н. и Е. Н. Трубецкие, С. Булгаков, Н. Фе доров, П. Флоренский, Н. О. Лосский размышляли прежде всего о так называемых метафизических про блемах (о Боге, смысле жизни, абсолютной истине), их мысль была разбужена предощущением катаклиз мов в России, неизбежность которых чувствовалась задолго до 1917 года.
России суждена особая историческая судьба — эта идея является лейтмотивом взглядов всех представи телей русской религиозной философии. Какую же роль она призвана сыграть в этом мире? Ни много ни мало как полностью преобразовать не только общест во, но и всю Природу, Космос ?
Ссылки:
1 Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С.650.
2 Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991.С. 341.
3 Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991.С. 408.
4 Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991.С. 456.
5 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.,1990. С.41,39.
6 Эрн В.Ф. Соч. М.,1991. С. 193.
7 Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С.24.
8 Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С.133.
9 Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С.137.
10 Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С.137.
11 Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С.169.
12 Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С.167.
13 Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С.168-169.
14 Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 189.
15 Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 182.
16 Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 128.
Список литературы:
Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991.- 567с
Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2.- 678с.
Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.,1990. – 631с.
Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. – 490с.
Эрн В.Ф. Соч. М.,1991. – 622с.
|
